ОНИ БЫЛИ УДАЛЫМИ И БЕССТРАШНЫМИ

"ВЕЛИКОГО САМОЕДА" СПАСЛА ОДИНОКАЯ ЧАЙКА

ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ

ОНИ БЫЛИ УДАЛЫМИ И БЕССТРАШНЫМИ

В культурном пространстве Харькова Аркадий Филатов занимает особое, если не сказать, уникальное место. Ведь он один из тех не-многих деятелей искусства, кому удалось полностью реализоваться в нескольких совершенно несхожих эпохах. Причём ни с одной из них он, по сути дела, не пошёл на компромисс, всегда находя возможность оставаться самим собой, блестяще преодолевая любые запреты, ограничения, тупики.
Аркадий Филатов вышел из поколения "шестидесятников", поколения, однажды разбуженного хрущёвской "оттепелью" и более не пожелавшего "сдавать назад", поколения, немалой ценой своих судеб "покупавшего" свободу слова и поступка.
Многие годы Аркадий Филатов был другом, учеником и соратником крупнейшего поэта конца ХХ века Бориса Алексеевича Чичибабина ( Б.А.Полушина). Это особая и очень важная страница его жизни. Об этом много сказано и написано. В том числе и им самим. И хотя всё или почти всё здесь принадлежит истории, она важна для нас в силу своей бесконечной актуальности, насыщенности мощными духовными энергиями.
Или вот ещё одна немаловажная деталь. Пишущие о харьковской культуре, рано или поздно затрагивают тему её провинциальности, предлагая как различные объяснения этой её особенности, так и рецепты преодоления оной. Для Аркадия Филатова провинция - это скорее не место на карте, а синоним непрофессионализма, отсутствие высокой личной культуры и ярких творческих способностей. Его талант никогда не признавал границ. Напротив, его с лихвой хватало на то, чтобы быть признанным в Москве и Свердловске, Одессе и Киеве, в Германии и штатах…
Когда думаешь о таких наших земляках, как Аркадий Филатов, Владимир Мотрич, Эдуард Лимонов, Вагрич Бахчанян …не пропадает ощущение того, что ходишь кругами вокруг некой тайны. Поражает их быстрое и мощное творческое взросление, смелое вторжение в самые различные жанры искусства, невесть откуда взявшиеся тяга к эксперименту, индивидуализм, мобильность…И абсолютное нежелание мириться с тем самым комплексом провинциальности, который стал камнем преткновения для многих и многих иных.
" Они были удалыми и бесшабашными, рисковыми и весёлыми, пренебрегавшими всем, чем считали нужным пренебрегать". Эти слова Аркадия Филатова можно вполне поставить эпиграфом к целому блоку представленных здесь интервью. Да, "шестидесятники" не упустили своего исторического шанса. Но часто ли мы помним о том, что за внешней удалью и бесшабашностью молодых людей, стояло много мужества и веры в себя, что их творческое становление проходило в обществе совершенно не готовом к столь явному всплеску индивидуализма и открытости, крепко скованном пережитками грозных и жестоких к человеку эпох. Причём основной настрой создавали в нём ещё те, кто сумел выжить в страшной войне, в передрягах и трагедиях той поры. Над ними довлел мощнейший инстинкт самосохранения, заставлявший воспринимать все выходки молодых "нигилистов", как крайне опасные, а порой даже безумные.
Духовная власть "шестидесятников" над нашим обществом ещё не завершилась. Одни из них стали пророками в своём отечестве (Е.Евтушенко), другие - символами постмодернизма (А.Вознесенский), значение творчества третьих ощущается и сегодня (В.Мотрич), многие активно работают, вновь и вновь удивляя общество плодами своего таланта. В этом 2003 году читатели, коих стоит назвать счастливчиками, могли познакомиться с книгами Вагрича Бахчаняна ("Мух уйма"), Эдуарда Лимонова ("Девочка-зверь"), Аркадия Филатова ("Отавы")…Афоризмы, эпатажная проза, классической чистоты стихи…Всё это настолько несхоже между собой, настолько не поддаётся скороспелым анализам и выводам, настолько ещё пронизано "гулом живого времени", что не хочется спешить с нанизыванием слов. Эпитеты подождут. Ведь мы можем дать им слово, мы можем выслушать их живые знакомые голоса, задавая самые волнующие нас вопросы.
Именно так возникла идея сделать несколько интервью с Аркадием Павловичем Филатовым. Для нас будет куда полезнее, если он сам расскажет о себе и своём времени, о том, что он в жизни делал и почему, что любит и ненавидит, как работает, во что верит, как оценивает прожитое, на что надеется! Минимальная правка, предпочтение авторским интонациям, иногда повторение ключевых вопросов, и всегда стремление показать личность большого мастера объёмно и глубоко. Итак, "Филатов о Филатове" !

Николай АРТАМОНОВ.

"ВЕЛИКОГО САМОЕДА" СПАСЛА ОДИНОКАЯ ЧАЙКА"

В этой квартире в самом центре Харькова, на уютной и тихой улице Данилевского, побывало немало известных людей. Уже ушедших от нас и ныне здравствующих. Их фотографии, как и многих других знаменитостей, висят на стене в просторном кабинете хозяина.
Ну, а живёт здесь Аркадий Филатов - прекрасный публицист, журналист, поэт и сценарист, много лет проработавший на киностудии "Мосфильм" и в газете "Вечерний Харьков". Он один из тех, кого профессионалом называют не по диплому, а по призванию. Человек, чьё имя в литературных и театральных кругах, и не только в Харькове, воспринимается с огромным уважением и почитаемо за честность и прямоту. Для подавляющего большинства знающих его людей он признанный авторитет, а для близких друзей просто Кадя, к которому в любое время можно прийти не только за советом, но и просто так, - отвести душу.
Мы сидим и вспоминаем события давно минувших дней. Именно в этой комнате на протяжении многих лет собиралось и, как выражается Аркадий, "клубилось" немало известных людей, его хороших друзей. Со многими он знаком ещё со студенческих лет и, которые всегда заглядывают сюда, когда приезжают в Харьков.
- С Лёвой Дуровым, например, я познакомился, когда тот был неизвестным актёром и сыграл в кино всего лишь небольшую роль троллейбусного хулигана, - рассказывает Аркадий. - Потом он приезжал в Харьков, был в гостях, мы гуляли с ним по городу. Был у меня и Валера Ивченко, ныне народный артист России, получивший Государственную премию за блестящую роль Бориса Годунова. А с Борей Штоколовым , известным бас-певцом, народным артистом СССР, мы так орали песни, что собрался чуть ли не весь подъезд. Не раз бывал в гостях, ещё начинающим актёром и Лёша Петренко. Заглядывал сюда и друг юности, киноактёр, народный артист Украины и очень хороший человек Лесь Сердюк. Не говоря уже о харьковских артистах и писателях. Они дневали и ночевали в моей квартире. Леонид Пугачёв, ещё будучи актёром театра имени Шевченко, уже ушедшие от нас поэты и мои друзья Роберт Третьяков и Борис Чичибабин. Бывали здесь и лауреат Сталинской премии Володя Добровольский, народный артист СССР Лёня Тарабаринов. Да разве всех перечислишь.
-Но, наверное, не все из тех, чьи фотографии висят в этой комнате, побывали у тебя в гостях?
-Не бывал Михаил Афанасьевич Булгаков, которого я очень люблю. Никогда не бывал здесь Юра Казаков. Как не был и один из самых любимых мною людей, чистейшее челове6ческое создание и мой друг, автор знаменитого романа "В окопах Сталинграда" Вика Некрасов. Я общался со многими людьми. По московской литературной студии "Магистраль" знал Булата Окуджаву, Леонида Жуховицкого, Николая Доризо, Володю Войновича. Приходил туда и Володя Высоцкий. В то время нам друг от друга просто было некуда деться.
-Аркадий, ты и сам давно пишешь стихи, которые невозможно спутать с другими авторами. Сколько тобой за это время выпущено поэтических сборников?
-Немало. Назову лишь "Слова", "Елену", "Молитву", "Ретро", "Отавы". Но о своём творчестве мне бы сейчас не хотелось говорить.
-Тогда скажи, почему тебя. Физика по образованию, вдруг потянуло в "лирики"?
-Наверное, потому, что я "лирик" по призванию. Хотя после школы, по совету отца поступал в военное училище. Но срезался на медкомиссии, которая забраковала меня по зрению. Хотел поступать на журналистику. Но опять вмешался отец. Он убедил меня, что журналистом можно быть, имея любую профессию, а потому посоветовал идти на модную тогда специальность - ядерную физику. Так я оказался на физмате Московского госуниверситета. Правда, проучился там всего полгода. До тех пор, пока приехал меня проведать отец. А когда увидел под кроватью целый склад бутылок, сказал: собирайся домой. И я по переводу стал студентом Харьковского университета, который закончил в 1961 году.
-А потом?
-Потом несколько лет преподавал в Харьковском высшем, командном инженерном училище. Но в 1965-м случилась беда: за публикации за рубежом посадили в тюрьму Юлия Дани эля, с которым меня познакомил в Москве Лёша Пугачёв. Когда Юлька ещё сидел в КПЗ, я передал ему свою бритву и тогда же решил: пока он не выйдет на свободу, буду носить бороду. Но в военном училище - не на гражданке. Вызвал меня начальник и приказал сбрить бороду. Что делать? Пошёл я к своему другу Мусику Каганову и рассказал ему о возникших проблемах. А он: иди в аспирантуру в УФТИ. И я стал аспирантом. Потом мы вместе с ним написали книгу "Поверхности Фермы", которая в 1969 году вышла в московском издательстве "Знание".
-Когда ты впервые начал писать?
-Стихи, например, в очень юном возрасте, в Калинине. Я это прекрасно помню. Было мне тогда лет семь-восемь. А звучали они так:
"Белый снег пушистый,
В воздухе кружится,
И на землю тихо
падает, ложится".
Я ходил и читал их всем: учителям, школьным друзьям и все они восхищались, говорили, как это прекрасно! Правда, лет через десять я узнал, что до меня их уже написал поэт Никитин. Впрочем, это "соавторство" объясняется просто: в раннем детстве моя бабушка любила читать мне стихи, и одно из них, видно, так врезалось в память, что я автоматически воспроизвёл его на бумаге, выдав за своё. После этого пробовал написать подобное, но не получалось…
-А когда получилось?
-В конце школы, в девятом-десятом классах. Это было уже в городе Энгельсе. Здесь же впервые стал публиковаться.
-А когда пришёл в журналистику?
-В конце 1968 года, когда был аспирантом УФТИ. Звонит мне Владимир Тимофеевич Милюха (первый редактор "Вечернего Харькова".- Авт.) и спрашивает: "Хочешь работать в газете?". "Хочу". "Тогда приходи". Так вместе с другими харьковскими поэтами Робертом Третьяковым и Александром Черевченко я оказался в числе первых зачисленных в штат журналистов "Вечёрки". Можно сказать, стоял у её истоков. Но через три года пришлось уйти. Из-за того, что послал Юльке Даниэлю в лагерь, в Мордовию, очередную посылку с тёплой одеждой. Пришлось перейти в газету "Реклама" на 90 рублей, которых по большому счёту, хватало на одни сигареты.
Но как говорится, не бывает худа без добра. Уже в рекламе судьба свела меня с московским режиссёром Аркадием Кордоном, который через некоторое время прочитает в "Северных дневниках" Юрия Казакова о том, что был такой ненецкий художник Тыко Вылка, который вырос на крайнем Севере, а сейчас его картины выставлены в Лувре. Он приехал к Казакову и предложил снять по его произведению художественный фильм. Тот согласился. Вот тогда Аркадий и обратился ко мне с предложением приехать в Москву и попробовать написать сценарий. "Особых денег, - сказал он, - не обещаю. Но кормить буду так, что с голоду не умрёшь".
Свой первый в жизни сценарий я написал довольно быстро. Конечно, он был далёк от совершенства. (Это я уже понял потом, что кино не проза). Тем не менее "Мосфильм" утвердил его первый вариант. Но он не понравился Казакову. Потом был второй, третий вариант. Но и они не устроили автора "Северных дневников". А вот что конкретно не нравится в сценарии, сказать не мог. В какой-то момент Казаков хотел даже отказаться от экранизации своего произведения, но потом согласился на последнюю попытку. И тогда мы покупаем с Аркадием две бутылки портвейна, "хорошо с ним сидим", после чего в самом начале рукописи я пишу всего лишь одну фразу: "Чайка летела одна". Тут же едим к Казакову и оставляем "новый" сценарий. А буквально через несколько часов он звонит и говорит нам: "Ребята, вы просто молодцы! Сценарий прекрасный! Можете приступать к съёмкам!".
Съёмки фильма проходили на Новой Земле, на Чукотке и Камчатке. Роль Тыко Вылка в нём сыграл гениальный казахский актёр Нуржуман Ихтынбаев. А начинается картина как раз с той самой летящей над водой одинокой чайки, которая в принципе и спасла весь сценарий. "Великий самоед" вышел на экраны в 1981-м и сразу же был удостоен первой премии Московского фестиваля, получил главный приз международного кинофестиваля в Маниле. Правда вручали его известному советскому кинорежиссёру Сергею Герасимову.
-А что ты лично получил за "Великого самоеда" в "материальном" плане?
-Мосфильмовскую дачу, на которой жил, и штатную должность сценариста на киностудии. Хотя это назначение причинило мне массу неудобств. Меня вызывали и приказывали дотягивать чужие сценарии, а на собственные просто не хватало времени.
-Тем не менее, и по твоим собственным сценариям снято более десяти художественных фильмов. С какими режиссёрами и актёрами тебе пришлось работать, на каких киностудиях?
-Я работал со многими режиссёрами. Но особенно приятные воспоминания остались от работы с моими близкими друзьями. С Сашей Пашовкиным из "Ленфильма" мы сняли две ленты: "Улик не было" и "Гиблое дело". С Аркадием Кордоном, помимо "Великого самоеда", прекрасный фильм о Юре Казакове "Послушай, не идёт ли дождь", в котором главную роль сыграл прекрасный актёр и мой друг Алексей Петренко. Кроме того, были "Яновский лес" о польской армии Крайовой, "Набат на рассвете", "Приговорённые", четыре картины на Свердловской киностудии… А вот фильм "Дом поэтов" о Максимилиане Волошине так и не попал на экраны. Что касается актёров, то в моих фильмах играли Евгений Матвеев, Ирина Купченко, Лёша Петренко, Лесь Сердюк, Коля Рачинский, в прошлом прекрасный актёр театра имени Пушкина…
-В эти дни на экраны США выходит 14-серийный телевизионный фильм "Я догоню", тоже снятый по твоему сценарию голливудской киностудией "Коламбия пикчерз". О чём эта картина?
-Действие происходит в Афганистане. Известная американская журналистка в "горячей" точке находит маленького мальчика и решает отдать кому-то из местных жителей. Но ребёнка никто не берёт. А для неё он тоже обуза. Ведь она приехала сюда работать, а не заниматься воспитанием мальчишки. В конце концов, журналистка и сама не прочь усыновить его, но сделать это, как оказывается, не так-то просто…Первоначально мой вариант сценария назывался "Мама", но американцы, как видите, назвали фильм иначе. Недавно я вернулся с Аляски, где состоялся его просмотр. Скоро эту картину увидят многие американцы, а жители СНГ, скорее всего, нет.
-Аркадий, на этой неделе тебе исполнилось 65, а потому от имени "Южной магистрали" позволь поздравить с днём рожденья, пожелать творческих удач, новых поэтических сборников, интересных киносценариев и журналистских публикаций.

Вячеслав РОМАНОВСКИЙ.
Александр КЛЕЦОВ.
"Южная магистраль" №18, 25 апреля 2003 г.

 

ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ

С Аркадием Павловичем ФИЛАТОВЫМ я близко познакомился в середине 90-х годов прошлого века, когда он вновь некоторое время работал в редакции городской газеты "Вечерний Харьков". Осознание того, что передо мной живая легенда города, пришло довольно быстро. Было также ясно, что он давно, в несколько раз перерос тесный газетный "формат" и тяготится необходимостью тянуть эту "лямку". Часто бросив две-три фразы, Аркадий Филатов переносил нас в иные культурные миры и фамилии его друзей и соратников по той бурной и насыщенной жизни будили в нас, харьковских поэтах, прозаиках и журналистах острую тоску по несбывшемуся. Я уже хорошо понимал насколько скоротечно время и как важно иметь полное представление о тех, кто играл и играет ведущую роль в культурном процессе нашей сложнейшей эпохи. Именно тогда я предложил Аркадию Филатову сделать серию интервью, на что и получил принципиальное согласие. 1 ноября 2002 года мы встретились в его квартире по улице Данилевского. Это было скромное жилище человека живущего культурой и для культуры. Слева - почти до самого потолка поднималась стена книг, справа - почти всю стену занимали фотографии его друзей и соратников по творчеству. Первые вопросы я задавал почти наугад. Но дело быстро наладилось, потому что мои вопросы, похоже, были для Аркадия Филатова лишь поводом выговориться, сказать что-то важное для себя.
- Каждый раз, раскрывая свежий номер "Вечернего Харькова", я с сожалением вижу отсутствие в нём Ваших материалов и особенно эссе, которые, на мой взгляд, были подлинным украшением газеты. Случались разговоры и о том, что вы там с кем-то де не ужились...
- Ситуация имела место в общем-то до наоборот. Никто меня "не выпирал" из "вечёрки". Меня даже держали за "штаны", умоляли остаться, являлись сюда неоднократно и упрашивали. Я ушёл из "вечёрки" по вполне меркантильным соображениям: мне мало там платили. Когда я назвал им цифру, которую хочу получать, они попадали в обморок. 5000 долларов в месяц, так я оцениваю себя. В сто раз меньше платили мне, хотя я получал больше всех, кто работал в газета. Я говорю это для того, чтобы всё стало ясно.
Причина моего демарша была очень простая. В это время американская киностудия "Каламбия пикчерс" задумала снять картину в содружестве с "Казахфильмом" и предложила мне поработать над сценарием. Я стал обеспеченным человеком. Мне нищенские деньги "вечёрки" были теперь просто на сигареты не нужны. У меня стало их много больше. Поэтому, когда я продавал свой рассказ "Событию", я потребовал сумасшедшую сумму денег и "Событие" эту сумасшедшую сумму заплатило. "Вечёрка" не могла соответствовать моим запросам. И закроем эту тему навсегда.
- Но поясните тогда, пожалуйста, каким образом Ваш прагматизм сосуществует с такой иррациональной вещью, как многолетнее писание стихов и издание поэтических сборников? Я много слышал и читал о сценаристах, ставших авторами неплохих детективов, но сценарист - поэт… Как Вы к этому пришли?
- Ты сделал одну ошибку, сказав, что я пришёл в поэзию, я начал с поэзии. Первые мои стихи были опубликованы чёрт знает когда. В 1956 году на Целине. А вообще то первые мои попытки в литературе состоялись…когда я был студентом ядерного отделения физико-математического факультета Харьковского государственного университета. Сценаристика была потом. Стихи меня никогда не оставляли и я не оставлял их. В 1965 году издали первый сборник…Потом издали два сборника в Харькове, потом вышло в других странах около 30 сборников моих стихов. То есть, если прислониться к печке, то поэзия - прежде всего, а всё остальное - выдумки… Сценаристика, драматургия…У меня семь пьес гуляет по сценам СНГ, а может закончили. Я не знаю. Вот…Но, конечно, прежде поэзия, за которую я всегда стоял и в ней, на мой взгляд, состоялся. Да нет, просто состоялся !
- Вы могли бы рассказать о месте в вашей жизни Бориса Алексеевича Чичибабина.
- Боря Чичибабин - это мой друг на протяжении долгого времени. Это мой враг, тоже на протяжении долгого времени. Это мой учитель. И это безусловно. Потому что к Бореньке я пришёл, в общем то, птенцом. Птенцом задиристым, хулиганистым. Может быть это ему понравилось и он оставил меня возле себя с первого раза. Хотя очень многих он изгонял. Он не всегда был в те годы мною доволен. Он был старше меня на 15 лет. Он отсидел к тому времени в лагерях, был взрослый человек и состоявшийся поэт. А я не понятно кто: то ли поэт, то ли физик. Учился на мехмате, стишки пописывал.
Но стихи научил меня писать Боря. Он, может, не отдавал себе даже отчёта. Потому что он видел во мне какого-то антипода себе. Слишком уж разные у нас стихи были. Но противодействием моим стихам и, одновременно, иногда, скажем так, давлением, он и показывал, что можно, а что нельзя, что нужно, а что не нужно. У него я учился рифме, учился ритму, учился маргинальности. Нынче модный термин. Потусторонности, воздействующей через стих на человека. Он никогда себе в этом отчёта не давал. Считал себя социалистическим реалистом . На самом деле был маргинален, как Бог знает кто. Вообще, большой поэт. Но я никогда не назову его великим поэтом. Ну не дорос до великого поэта Да, это мой учитель. Но что касается нашей вражды и дружбы, то это очень интимная вещь. Скажу одно: он был не цельный человек. Вот наш общий друг Лёша Пугачёв…Он был не цельным человеком на протяжении двух часов вечера, но в жизни своей - был цельным человеком. А Боря мог быть цельным человеком на протяжении двух часов вечера, а в жизни своей был не цельным человеком. Я не знаю, может быть это генотип такой. Избави Бог, я не намекаю на его метания между "Плывёт Аврора" и чем-то там ещё… Бога ради. Он был человеком не цельным. Или я ошибаюсь… Я люблю его бесконечно. И бесконечно благодарен Боре. Я думаю, что был бы совершенно другим, если б я не встретился с ним.
Да, и здесь я хочу добавить. Я это многократно указывал и вновь заявляю, что нас было в то время, в конце 50-х пять человек: Боря Чичибабин, Лёша Пугачёв, Марк Богуславский, Саша Лесникова и Аркадий Филатов. Все остальные при-ма-зав-шие-ся!-Давайте вернёмся к поэзии.- У нас не умеют писать стихи. Не умеют писать стихи даже очень хорошие поэты. Они не отличают ямба от анапеста и т.д. Они не знают грамматики стиха. Они не знают что такое цезура, которая не есть пауза. Не знают, что такое опускать строчку, как это делал Владимир Владимирович…Они пишут стихи не зная, собственно, как надо писать.
Это называется бескультурье. Не надо думать, что это бескультурье родилось у нас с распадом Советского Союза или пришло вместе с советской властью. Бескультурье началось у нас где-то в начале 20-го века. Началось с Брюсова, который ямбами и хореями занимался, кстати, вбивая их в стихи. Но при всём уважении к Брюсову, он делал это молотком. Понимаете, вот если составить словарь языка Пушкина, то это будет пятитомник. Пять толстых томов. У Маяковского - это один том. Тонкий. Это от бескультурья. И это бескультурье - в ограниченном словарном запасе, не следовании музыке. В это время остался один человек, который следовал музыке. Это Иван Бунин. Бескультурье усугубилось социальными заказами советской власти. А может не усугубилось. Понимаете. Ну что такое Осип Мандельштам и даже Анна Ахматова, которые вроде бы шли поперёк советской власти? Пускай даже гениальная в кавычках Марина Цветаева…Они ведь тоже стихом -то не владели по-настоящему.
Все говорят, что вот революция была. Но вот Велимир Хлебников, который был революционером больше их на десять голов, он внимательно следил за своим стихом. Он держал его в рамках. Он действительно писал стихи. А что писали эти люди? Может, писали что-то иное. Я не знаю. Но не стихи они писали. Хлебников же, который следовал музыке стиха и был культурен, может быть продолжается где-то в наше время. Местами.
Сегодня у нас нет ни одного по-настоящему культурного поэта. Местами культурны все. А местами они все выскакивают куда-то. Опять я хочу сказать, что это не претензия времени, социальным вопросам и той же самой советской власти… Она вообще не мешала писать стихи. Хочешь писать - сиди и пиши. Кто тебе запрещает? Ну, можешь писать их так или эдак. А можешь вообще не писать.
Вот. А это бескультурье, оно с моей точки зрения, усугубилось совершенно безобразно где-то в районе 90-х годов прошлого века. Даже не с отъездом наших поэтов. У нас просто перестали грамотно писать… Не знают когда надо писать два "н", а когда одно…
Вдруг создалась такая ситуация, когда все наши грамотные поэты…свалили. Тут простите меня, дорогие товарищи, я даже не буду оправдываться. Я буду называть вещи своими именами. Это связано будто бы с тем, что все русские поэты уехали, поскольку они были еврейской национальности . И русскую поэзию всегда несли на плечах своих люди еврейской национальности. Это враньё. Полное… Осип Мандельштам безграмотный поэт, к сожалению. Йосиф Бродский, даже получивший Нобелевскую премию не знаю за что…Может быть я ослышался, но Менделеев всю жизнь делал чемоданы, а Йосиф Бродский - всю жизнь усовершенствовал себе сортир. Может быть за это ему надо было дать Нобелевскую премию? Но за стихи, простите ребята. Ну, во-первых, я знаю его достаточно хорошо. Он приезжал ко мне из Ленинграда, когда ещё начинал. Но если бы он в последний момент принёс мне в "Вечерний Харьков" свои стихи, я бы сказал ему "Молодой человек, пойдите, поработайте над ними ещё немножко".
- Сколь долгим было Ваше общение с Бродским?
- Ну как… Я в то время довольно часто бывал в Москве… Он моложе меня… Ну, скажем, дело было так. Я был возле Андрея Вознесенского, который мне кланялся. И Йосиф, не достучавшись до Андрея, пошёл по второму плану, скажем, и достучался до меня. Я помню его стихи того времени. Они и до сих пор не нравятся. Мне также не нравятся стихи Володи Высоцкого, абсолютно. Я говорю, наверное, дикие какие-то вещи. Избави Бог. Я же не говорю в защиту себя. О себе я говорю гораздо меньше, чем о каждом из них в отдельности…Это опять таки разговор о бескультурье. Потому что культура все-таки где-то рядом. Это "Гамлет" в переводе Бориса Пастернака…Данте в переводе Лозинского… Это, безусловно, Тютчев, Фет…
В украинской поэзии я боюсь называть имена. Это средний уровень поэзии. Павло Тычина - это мальчик на побегушках у Маяковского. Тарас Шевченко - это мальчик на побегушках у Некрасова. Не знаю почему это так. Великий украинец Гоголь… прямую речь писал в абзацах, что читать очень трудно. Но читаешь его и видишь - гений. Гоголь для меня - вершина всего. Достоевский для меня -ниже. Глыба тоже, но ниже. Возвращаясь к Гоголю, отмечу, что у меня даже никогда не было желания попытаться достичь…Это недостижимо. Избави Бог, у Гоголя "ворую". Открою книгу и украду у него слово. Я знаю, как оно работает. Слово…
- А харьковская наша культурная среда. Давайте затронем эту тему попутно…
- Харьковская среда культурная в моём поколении всегда она мне дорога, очень любезна, ностальгически как-то, трогательно. Но она, к сожалению, уступает значительно предыдущей. Она уступает Ивану Выргану, Игорю Муратову, Василю Мысику. Она уступает им даже не уровнем мастерства, а вот как раз уровнем культуры. Они были потрясающе культурны. "Животно" культурным человеком, т.е. культура у него происходила из нутра, был Иван Вырган. Эциклопедично культурным был Василь Мыси, очень образованным человеком являлся Игорь Муратов…
А дальше была шушера всякая несусветная. Не хочу даже никого вспоминать…Их надо было расстреливать за то, что они писали стихи. Ну я шучу. Но смертную казнь человеку, который не умеет писать стихи и пишет их, надо было бы утвердить в нашем законодательстве. (Смеётся). На эту тему всё.Уже в поезде метро я прочитал дарственную надпись, которую Аркадий сделал на сборнике своих стихотворений "Отавы": "Храни тебя Господь". И мне вспомнились тут же строки Р.М.Р. "И всё же кто-то есть, Кто все сомненья веками держит бережно в горсти…".

Николай АРТАМОНОВ.

На главную

Hosted by uCoz