Михаил Красиков

ЛЕГЕНДЫ О КАРАЗИНЕ

В июне 1986 года автор этих строк поехал и село Кручик, что на Богодуховщине, с целью узнать, не сохранилось ли каких-то преданий о человеке, которого некогда называли «украинским Ломоносовым». Казалось несомненным, что память о таком необычном, экстрава­гантном помещике, каким был В.Н. Каразин, живший, к тому же, безвыездно в течение нескольких десятилетий в своем имении, не могла совсем исчезнуть даже за протекшие полтора столетия.

Фольклористам хорошо известны те превращения, которые происходят с реальными историческими персона­жами в произведениях устной народной словесности: иногда это идеализация (например, в русских истори­ческих песнях Иван Грозный воспевается как царь суровый, но справедливый), иногда – гиперболизация некоторых черт поведения выдающейся личности (например, легенды рассказывают о кошевом атамане Войска Запорожского Иване Сирко как о «превеликом характернике», который мог и в хорта[1] обращаться, и пулю на лету рукою ловить и т.д.), а иногда – создание художественного образа, который и вовсе ничего общего не имеет со своим историческим прототипом, но является результатом преломления в народном сознании официаль­ной мифологии (народные легенды о Ленине, Сталине и им подобных). «Историческая правда» меньше всего интересует носителей фольклорной традиции: легенда запечатлевает вовсе не то, каким действительно был тот или иной деятель истории, а то, каким его увидел народ, какое место он назначил ему в своей памяти. И все-таки для понимания характера и значения истори­ческой личности легенды и предания едва ли не важнее документальных источников.

Интересно было бы проследить, каким предстает в рассказах жителей села Кручик их выдающийся земляк – ученый, изобре­татель, общественный деятель, основа­тель Харьковского университета Васи­лий Назарович Каразин (1773 – 1842), или «Гарадзин», «граф Карадзин», как называюг его до сих нор по местной традиции некоторые старики и, сами того не ведая, воспроизводят фамилию деда В.Н. Каразина грека Александра Караджи (при поступлении в русскую воинскую службу во времена Петра 1 пращур В.Н. Каразина получил к своей фамилии окончание «-ин»).

Можно представить, как воспри­нимали крестьяне в начале XIX века каразинские химические опыты, заня­тия алмазотворением, метеорологи­ческими наблюдениями и прочими непонятными вещами. Каразин вырисовывался в народном воображении как человек, который знается с нечистою силой, колдует, «видит» будущее. Созданию этого образа способствовал (невольно, разумеется) и сам неугомонный хозяин Кручика.

Просветитель по призванию, основатель Филотехнического общества (при Харьковском университете), целью которого было распространение технических знаний (см. каразинские отчеты обществу, а также статью «О примечательнейших новейших открытиях, сделанных вне России» – популяризацию новых идей в геологии, зоо­логии, ботанике, химии[2]), он, по рассказам старожилов, часто собирал мужиков преимущественно старшего воз­раста и рассказывал им о разных научных открытиях, какие, по всей вероятности, казались им чудесами, или высказывал собственные прогнозы о развитии науки и техники (а, возможно, проводил и демонстрационные эксперименты). «Каже, доживемо до тих пір, що будуть залізні птиці літати, людей клювати, – так рассказывал нам один 94-летий кручанин. Действительно ли у Каразина были мысли о самолетах, да еще военных (как рассказчик трактует данное предсказание), мы не знаем. Скорее всего, это позднейшая рецепция, однако показательно, что именно такое «воспоминание» сохрани­лось у старых жителей села.

Впрочем, может статься, что каразинские лекции тут вовсе ни при чем. Дело в том, что образ «железных птиц» встречается в народных сказаниях о грядущем конце света, записанных как на Западной Украине, так и на Слобожаншине. Например, Л.Д. Ивах в 1954 г. слышала от Веклы Иосифовны Водолажской (1882 – 1972), житель­ницы села Буды Ахтырского района Сумской области, рассказ о том, как дед ее говорил: «Буде отаке страшне, що нам не бачити, а ви побачите: буде світ дротом поснований, будуть залізні птиці літать і нас клювать». В.И. Водолажская вспоминала, что когда появился в небе самолет, дед ее воскликнул: «А он і залізана птиця, про яку казали!»

Образ «железной птицы» восхо­дит, по всей видимости, к Откровению Святого Иоанна Богослова. В 9 главе говорится о саранче, которой дана будет власть на 5 месяцев мучить богоотступников: «На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее – как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну» (Ап, 9:9). В начале XX века записано было предание о том, что В.Н. Каразин собирал в школе стариков, не знавших «Отче наш», и сам учил их этой молитве. И вполне вероятно, что Каразян читал крестьянам Библию, в частности, Откровение св. Иоанна.

По вполне понятным причинам такая странная личность, как Каразин, не могла не вызвать легенду о спрятанных сокровищах. По этой легенде, которую знают почти все местные жители, Каразин перед смертью зарыл возле церкви клад. В полночь (по другой версии – в пол­день) туда падает тень от креста. В реальность клада так верили, что, по рассказам старожилов, случалось не раз, что земля возле церкви оказывалась за какую-нибудь ночь изрядно перекопана. Церковь разобрали в начале 1950-х годов, но и после этого искатели каразинских сокровищ отнюдь не перевелись.

Эту же легенду зафиксировал в 1903 году биограф Каразина Наум Тихий. Вот что он пишет (со слов кручанцсв): «Чтобы обеспечить в тяжелую годину своих крестьян, Каразин учредил общественную сумму. Денег скопилось много (это не подтверждается официальными данными). Каразин положил (тут – опять легенда) целых 15000 р. серебром в бочонок и спустил его на цепях под престол в церкви. В несчастный год деньгами можно будет воспользоваться, так как «они сами объявятся», а пока их никак нельзя найти. Насколько твердо укрепи­лась мысль об упомянутом факте сокрытия денег в кручанцах, служит то обстоятельство, что несколько лет тому назад разрывали землю под храмом, ища заветных денег. Конечно, ничего не нашли; но все согласны с тем, что деньги не найдены потому, что спрятаны под самым престолом, который нельзя трогать, и что еще «не пришло время» выйти деньгам на свет»[3].

Не менее популярна среди жителей Кручика легенда о каразинском колоколе. Нам ее рассказывали так: «Соседом Каразина был помещик Ольховский, владелец Шаровки и других окрестных сел. У крестьян Каразина и Ольховского был спор из-за межевой земли. И однажды мужики Шаровки и Кручика пошли с кольями «стенка на стенку». Победили «ольховцы», убив в стычке нескольких кручан, и провели свою межу. И тогда Каразин решил отомстить. Он приказал отлить колокол с портретом Ольховского на внутренней стороне, чтоб каждый удар языка колокола попадал как раз по голове соседа, да еще велел сделать подпись: «пан Ольховский». И вот стал колокол звонить (а слышно его было далеко), и Ольховский каждое утро и каждый вечер должен был слушать, как его бьют в Кручике. Не выдержал, приехал к Каразину:

– Отдаю и землю и что хотите, только срубайте это изображение!

– Межа пусть идет по старой меже: мое отдайте, а чужой земли мне не нужно. Убитых же не воскресишь. Так что срубать твое изображение я не буду, а подпись (фамилию), если хочешь, срубаю, – ответил Каразин».

Один из старейших жителей села, который в 1930-е годы (когда закрывали церковь) снимал колокол, рассказывал нам, что видел на внутренней стороне его какое-то изображение человека и под ним затертую подпись. Колокол этот, говорят, передали сначала в Наталовку, а потом и музей Киева (по другой версии – Харькова).

Это предание давно известно историкам. Но героем его был ... не Василий Назарович, а отец его – Назар (Назарий) Александрович Каразин (1731-178З), полковник, герой русско-турецкой войны, личность незаурядная во многих отношениях.

В семье Каразиных сохранилось следующее предание, рассказанное Д.И. Багалею в начале XX века Иваном Ивановичем Каразиным, внуком Назария Алек­сандровича и племянником Василия Назаровича: «Савва Ольховский был разбойничьего нрава, и про него в памяти старожилов сохранились ужасы. Так, рассказыва­ют, что у него в подвалах гнили люди на цепях, что земли Шаровки увеличены за счет разбоя. Делался наезд ночью на мелкого владельца, который изгонялся из своего дома, вся усадьба сожигалась, тут же пускались плуги, вся земля вспахивалась и по времени года засевалась озимым, яровым, гречихой. И когда ограблен­ный приезжал с судом на место расследовать дело (что, разумеется, вследствие подкупности и страха судей делалось не скоро), то на месте усадьбы волновалась нива, что и служило подтверждением доказательства Саввы, будто бы здесь никогда никакой не было усадьбы и земля принадлежала ему. Савва оставался прав и выигрывал дело. <...> Даже проезд через земли Саввы был опасен и делался се страхом. Всем соседям приходилось жутко от Саввы. И вот каким-то образом (в памяти об этом данных не сохранилось) был задет мой дед-вояка неугомонным Саввой! Из этого столкновения вытекла формальная война с пушками и вооруженными людьми. Пушки были очаковские, маленькие, вероятно, привезенные дедом с войны. Было двадцать человек убитых, и грозный Савва взят моим дедом в плен и доставлен в тогда еще уездный город Краснокутск и за стражей помещен в заточение. Но караул был ловко опоен водкой с дурманом – и Савва бежал. Мой дед велел отлить колокол, на котором была также отлита физиономия Саввы с таким расчетом, чтобы язык колокола, ударяя по нем, приходился по лбу Саввы; а вокруг колокола была сделана следующая надпись: «да вопиет о тебе, проклятом Савве, кровь невинных, пролитая тобой и через тебя, проклятого Савву». Это происшествие было в конце царствования Екатерины II. Когда вступил на престол Павел Петрович, то Савву вытребовали в Петербург, где и высекли, а моему деду было приказано стереть непристой­ную надпись. Но говорят, она так слабо стерта, что и до сих пор ее можно прочитать»[4].

Н. Тихий, посетивший Кручик в 1903 году, отмечал, что на колоколе, «по рассказам некоторых крестьян, было рельефное изображение головы Ольховского и надпись. Молот близ висевших часов отбивал время по изображен­ной голове. От надписи сохранилось только следующее: «сей колокол – юща к Богу людей – села Кручика и деревни Основинец – Васильевым сыном – 1776 г. Августа 1-е числа». Недостающие слова сбиты по приказанию властей еще по просьбе самого Ольховского. Крестьяне рассказывали мне, что последний сильно заболел после того, как был повешен колокол в Кручанской церкви и молот стал бить но голове, изображенной на колоколе. Ольховский предложил Каразину большие деньги за то, чтобы он уничтожил компрометирующие Ольховского знаки, но не мог ничего добиться. Когда часть имения Василия Назаровича перешла графу Подгоричани-Петровичу (1824 г.), Ольховский купил часы с ненавистным моло­том и отравил их в Богодуховский собор, где они и теперь находятся»[5].

Итак, многие кре­стьяне, И.И. Каразин, а также О.М. Подольская, вдова одного из свя­щенников кручанской церкви, в один голос утверждали, что «с вну­тренней стороны колокола была вылита рельефом голова Саввы, так что язык колокола ударял как раз по ней во время благовеста»[6]. Однако Н. Тихий, произведя тщатель­ный осмотр колокола, отмечал: «... язык его действи­тельно ударяет в одно место, о чем можно судить по густой ржавчине кругом внутренности колокола и по одному блестящему вогнутому пятну на месте удара языка о колокол. Решить, была ли выпуклость вне пятна, надо отрицательно, гак как нет никаких следов даже сбитого рельефа (а судя но сбитым буквам, эта операция производилась чрезвычайно грубо, несмотря на удобство снять инструментом, не повреждая тела колокола, маленькую выпуклую букву); внутренняя поверхность колокола совершенно гладка; было ли изображение на месте вогнутого блестящего пятна, едва ли можно решить, так как первоначальной поверхности колокола в том месте нет, а если следовать показанию Ив. Ив. Каразина, что язык ударял в лоб рельефного изображения головы Саввы, то, приняв во внимание небольшой диаметр пятна (вершка 1-2) и отсутствие следов исправления, можно думать, что такового изображения вовсе не было (разрядка наша – М.К.). Как бы то ни было, своеобразное мщение Каразина пришлось не по вкусу Ольховскому. Как говорят кручанцы-крестьяне, он сильно заболел и в религиозном страхе, приписывая причину болезни выходке соседа, официально потребовал немедленного предписания краснокутскому нижнему земскому суду и исправнику исследовать надпись на колоколе, снять его и наказать церковнослужителей, которые обязались подпиской сохранять колокол... ...Надпись была в существенных, смысл фразы объясня­ющих, словах сбита – «по приказанию правительства» еще Назаром Каразиным, а, по «храмоздаииой грамоте», сын его «Василий Назарович изгладил из той надписи некото­рые слова, чтобы и самому забыть, и чтобы потомки не знали о вражде, бывшей между его отцом и соседом-помещиком». Впрочем, справедливее последняя версия, ибо процесс о надписи на колоколе происходил в 1795 г. и, следовательно, после смерти Назария Александровича Каразина»[7].

Так все-таки: было изображение Ольховского или не было? Видел или хотел видеть человеческое лицо на колоколе в 1930-е годы наш информант, а до него и все те, с кем беседовали Д. Багалей и Н. Тихий; на чем основывали они свои утверждения о сущест­вовании рельефа на ко­локоле? Впрочем, есть и еще одна фольклор­ная версия, согласно которой язык колокола был сделан с утолще­нием на конце в виде головы Ольховского[8]. Увы, согласиться приходится с выводом Н. Тихого, тем более, что он подтверждается документами 18 века. Когда по жалобе Ольховского Белгородская духовная консистория предписала Краснокутскому духовному правлению осмотреть колокол, оказалось, действительно, что на нем «снаружи при краях имеются вылитыми (славянской вязью – МК.) такие слова: «сей колокол кровь вопиющая к Богу людей побитых села Кручнка и деревни Основинец Саввою Васильевым сыном Ольховским 1776 г. августа 15 дня» К этому колоколу был прикреплен часовой молот, который бил часы в слово имени Саввы (разрядка наша – М.К.)...»[9]. Легенда же, как мы видели, отнюдь не удо­вольствовалась этим, а представила каразинское мщение куда как ярче и нагляднее.

Исследователи отмечают, что Н.А. Каразин прибегнул к такому оригинальному способу возмездия только после того, как не мог, подобно другим потерпевшим, добиться управы над агрессивным соседом обычными средствами суда. Но что же все-таки произошло в далекие 1770-е годы в Кручике, была ли «война с пушками», как утверждал один из потомков Н.А. Каразина? Об этом тоже рассказывают документы, обнаруженные в Харьковском историческом архиве Д.И. Багалеем.

Столкновения между соседями начались в 1771 году. Савва Ольховский, польский шляхтич, бывший капитаном Козловского пехотного полка, проживая с воинской командой в своем селе Шаровка, в январе 1775 г. ночью прислал к мельнице Каразина вооруженный отряд в 20 человек, который разбил и разграбил мельницу, захватив в плен и избив четверых человек. В августе того же года «ольховцы» дважды совершили воровские нападения на каразинские земли, увезя 13 скирд сена. Каразин писал жалобы, но Ахтырская провинциальная канцелярия, убедившись в виновности Ольховского, не могла даже заставить его явиться в суд. Обнаглев от безнаказанности, Ольховский в 1776 году вместе со своей матерью Татьяной Абазиной и всем своим воинством совершил новый ночной налет на хутор Каразина, в результате чего двое крестьян было убито и 29 изувечено, а имущество разграблено.

Началось следствие, которое тянулось до 1779 года, когда была составлена «сентенция» Слободско-Украинской губернской канцелярии об этом деле (она еще подлежала утверждению Малороссийским генерал-губернатором П.А. Румянцевым-Задунайским или Правительствующим Сенатом). Текст «сентенции» не сохранился, известно только, что Т. Абазина была приговорена к телесному наказанию; видимо, крупные неприятности ожидали и Ольховского, во всяком случае, он бежал в Петербург с целыо выхлопотать себе апелляцию, но, видимо, не очень в этом успел: в 1781 году Правительствующий Сенат присудил его к лишению чина, содержанию на хлебе и воде и церковному покаянию «за избиение подданных черкас села Кручика».

Мы не знаем, в каком году был отлит колокол с известной надписью: возможно, Каразин устал дожидаться справедливого решения суда или после приговора Сената оказался неудовлетворенным его мягкостью, но факт тот, что он решил наказать Ольховского сам – нравственно. И, судя но реакции последнего (о чем свидетельствуют и документы, и легенда), наказание это оказалось весьма чувствительным.

Осталось ответить на вопрос, почему же в конце XX века в народной памяти образы отца и сына Каразиных слились до полного тождества, почему история, про­изошедшая с Назарием Александровичем, была легко приписана Василию Назаровичу. Только ли здесь дело во временнoй дистанции и в слабости человеческой памяти?

Одна из закономерностей формирования легендар­ного (как и вообще – художественного) образа та, что герою приписывается то, что с ним могло бы происходить по логике вещей (как ее, эту логику, пони­мают рассказчики). И в данном случае некие доминант­ные родовые черты Каразиных позволили нанизать на один биографический стержень все сюжеты, которые бы­ли известны повествователям, благо ни один из этих сюжетов не противоречил тому типу человеческой лич­ности, который представал в сознании рассказывающих.

Впрочем, еще Н. Тихий отмечал, что «характер Назария Александровича отличался многими чертами, какие потом замечались у сына его; та же любовь к правде, тот же глубокий ум. домовитость, отвращение к лести и готовность помочь обиженным и несчастным»[10].

Василий Назарович остался в благодарной памяти кручан человеком исключительной доброты, настоящим «отцом» и защитником крестьян. Подобно Онегину, «ярем он барщины старинной оброком легким заменил», и мужики при нем быстро богатели. «Слава о доброте пана к крестьянам распространялась далеко, и нередко В<асилию> Н<азаровичу> приходилось покупать спасав­шихся у него крестьян соседей-помещиков»[11] – пишет его биограф. Расска­зывают, что однажды В.Н. Каразин проезжал мимо деревни и увидел, как бьют мужика за невзнос подушной подати. Василий Назарович не вынес этого зрелища, приказал прекратить наказание и тут же уплатил долг. «Василий Назарович все по закону делал, по-божески», – так вспоминали старики Каразина в начале XX века. Рассуди­тельным, заботливым, справедливым помещиком предста­ет он и в своих письмах, записках, статье с весьма кра­сноречивым названием «Защищение противу иностранцев существующей ныне в России подчиненности поселян их помещикам»[12].

Итак, мы видим, что легенда, даже приписав человеку то, что с ним не происходило, тем не менее точно и ярко отразила характерные черты исторической личности, не соврав – по сути – ни на йоту.

Михаил Красиков
«К кругу времен». 1997. №1. С.37-40.

Красиков Михайло Михайлович — поет, літературознавець, фольклорист, етнограф, культуртрегер. Народився 16 вересня 1959 р. у м.Харкові. У 1982 р. закінчив філологічний факультет Харківського державного університету ім. О.М.Горького. Кандидат філологічних наук (1994). Доцент кафедри етики, естетики та історії культури Національного технічного університету “Харківський політехнічний інститут”. Директор етнографічного музею “Слобожанські скарби” ім. Г.Хоткевича НТУ “ХПІ”. Автор збірок віршів: Деревья детства: Чистая лирика (Харків: Крок, 2001), Божья вишня: Книга стихотворений (Харків: Фоліо, 2003), Неотправимые письма: Note-book (Харків: ТО “Ексклюзив”, 2003). Вірші друкувались у журналах: “Ренессанс” (Київ, 1994, № 8), “Радуга” (Київ, 1996, № 6-8; 1999, №№ 1, 5-6), “Самватас” (Київ, 1996, № 17; 1999, № 19), “Ліцейський вісник” (Харків, 1997, № 3), “В кругу времен” (Харків, 1998, № 1), “Соты” (Київ, 1998, № 1; 2001, № 4), “Склянка Часу” (Канів, 1999-2000, № 14-15), «Родомысл» (Донецьк, 2001, №2), а також у збірниках: Коренев А. Черный алмаз: Стихотворения (Харків, 1994), “Философские перипетии” (Харків, 1997-2002), “Бриколаж” (Харків, 1998), “Антология современной русской поэзии Украины” (Харків, 1998, т. 1), «Культурні герої» (Київ, 2002), у газеті “Новое русское слово” (Нью-Йорк, 2001, 18-19.08), “Антологія сучасної новелістики та лірики України” (Канів, 2003) та ін.

Упорядник літературних видань: Кульчицкий Михаил . Вместо счастья. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания о поэте (Харків: Прапор, 1991; разом з О.В.Кульчицькою); Коренев Александр. Черный алмаз: Стихотворения (Харків: Кліо, 1994; разом з Г.М.Коренєвою); Русские поэты Украины (Київ: Українське видавництво, 1995, ч. 1); Антология современной русской поэзии Украины (Харків: Крок, 1998, т. 1); Дорошко-Берман Наталья. Красная гора: Рассказы (Харків: Фоліо, 2001); Дорошко-Берман Н. Галатея: Стихи и песни (Харків: Фоліо, 2001).

Упорядник фольклорно-етнографічних видань: Муравським шляхом. Ч.І. Етнографічний опис та фольклорні матеріали с. Лиман Зміївського р-ну Харківської обл. (Харків, 1996; разом з В.М.Осадчою, М.О.Семеновою, Н.П.Олійник); Муравський шлях-97: Матеріали фольклорно-етнографічної експедиції (по селах Богодухівського, Валківського, Краснокутського та Нововодолазького районів Харківської обл.) (Харків: ХДІК, 1998; співупорядники ті ж); Українські сороміцькі пісні (Харків: Фоліо, 2003). Співупорядник низки бібліографічних видань з історії Харківського національного університету ім. В.Н.Каразіна, науковий редактор кн.: Історія Слобідської України: Бібліографічний покажчик (Харків: ХДНБ ім. В.Короленка, 1993).

Автор понад 200 наукових праць.

Організатор та ведучий багатьох літературних та літературно-музичних вечорів, культурологічних семінарів. Директор та науковий керівник міжнародного фестивалю “Art way” (Харків, 1997), член оргкомітету фестивалів «Харківські асамблеї» (1997), «Культурні герої» (Харків, 2002). Учасник Чичибабінських фестивалів поезії (Харків, 1998, 1999), поетичних фестивалів «Гілея» (Київ, 2001, 2002), фестивалю мистецтв «Культурні герої» (Харків-Київ, 2002).

У 1997-1998 рр. — член редколегії журналу “В кругу времен”, з 1998 р. — член редколегії журналу “Соты”.

З 1977 р. постійно бере участь у фольклорно-етнографічних експедиціях по Слобожанщині та за її межами. Один з організаторів дитячих фольклорно-етнографічних таборів на Харківщині (з 1998 р.) та обласних фольклорно-етнографічних конференцій школярів (з 1998 р.), співупорядник та співредактор (разом з М.О.Семеновою) видань матеріалів цих конференцій “Слобожанський великдень” (Харків: Фоліо, 2001) та “Кроковеє коло” (Харків: Фоліо, 2001).

Рецензії на книги.

На кн. “Деревья детства“: Тайблин Ефим. ЧИТАТЬ НЕВОЗМОЖНО БРОСИТЬ. Точка характеризует книгу // Новое русское слово. (Нью-Йорк), 2001, 18-19. 08; И.К. [Без назви] // Родомысл (Донецьк). 2001 №2(4); Савицкая Лариса. Отчаяние как инструмент поэзии // Радуга (Київ). 2002. №1; Слобідский край, 2003, 19.07.

На кн. М. Кульчицкого “Вместо счастья”: Турков Андрей. Далекая весна // Известия. 1991, 23.04.

На “Антологию современной русской поэзии Украины”: Кручик Игорь. Время антологий, бремя скрижалей // Столичные новости (Київ), 1998, 27.10. —3.1, (№ 42); Византийский ангел (Київ), 1998, № 4; Левоненко Александр. “Я позабуду все обиды...” // Время (Харків), 1998, 15.12; Тайблин Ефим“… В горячем ослепленье сердца…” // Новое русское слово (Нью-Йорк), 1999, 27-28.03; Герланец Валерий. А все-таки она существует! // Вечерний Донецк, 1999, 5.10; Беличенко Андрей. “Голоса оглашенных” // Самватас (Київ), 1999, № 19; Свенцицкая Элина. “Место встречи” // Русская филология. Украинский вестник. (Харків), 2000, № 1-2; Ильина Надежда. “Как уловить строение картины?” (Размышления об “Антологии современной русской поэзии Укераины”) // Язык и литература в школе. Украинский вестник. (Харків), 2000, № 3-4; Попова-Бондаренко Ірина. [Без назви] // Соты (Київ), 2002. №5-6.

На кн. «Муравський шлях-97»: Косміна Т. [Без назви] // АНТ (Київ). 1999. №2-3.

На книги Н.Дорошко-Берман: Хейфец М. Талант, не успевший достичь зенита//Нон-стоп, Прил. к газ. «Вести» (Тель-Авив), 2001, 16-22.11.

Творче кредо (вірші, які було вміщено на обкладинках збірок):

***

Поэт — это сумасшедший,

у которого всегда одна новость :

— Христос воскрес!

***

Уже и за то достоин

Нежности каждый встречный,

Что он, как и ты, — часть Речи.

***

Ничего не считаю

своим в этом мире.

Разве что мир.

З рецензії Є.Тайбліна на зб. “Деревья детства”: “После чтения некоторое время находишься в каком-то романтическом состоянии. Будто легким касанием зацепило за струну, и все еще слышится щемящая мелодия.

Поэтому: ЧИТАТЬ. НЕВОЗМОЖНО БРОСИТЬ.”

Адреса:

61039, Харків, пров. Визволення, 6-1

тел. р. 40-08-73, д. 776-25-88; Е-mail: mglib @ online. кharkiv. Com

Крещатик.

Михаил Красиков

Ничего не считаю

своим в этом мире.

Разве что – мир.

***

Хочется иногда

простых радостей:

к пиву – рыбку,

к жизни – смысл.

БОЖЬЯ ВИШНЯ[*]

Божья вишня, меня научи

доброте своей и смиренью:

все раздать, раздарить – без стремленья

что-то выиграть, получить.

Воробьям или детям малым

или просто – земле, траве…

Осыпайся агатовой манной –

ныне, присно, вовек!

***

Человек – животное,

играющее Человека.

***

Подкармливает бомж собак –

таких, как он, совсем бродячих.

Как милосердная Судьба,

дает кусок, дает удачу.

И что с того, что сам не ел

три дня до этого ни крошки,

а вот, гляди, разбогател –

и дарит счастье понемножку.

***

Больничный садик весь в цвету –

как наважденье,

как будто шаг за ту черту –

к освобожденью

от бед, и хворей, и тоски –

вселенской, жгущей…

Апрель у гробовой доски –

брат райских кущей.

СУМАСШЕДШИЙ МОТЫЛЬ

Что ты бьешься, мотыль,

что ты крылья ломаешь,

золотую пыльцу обдираешь –

гляди, не взлетишь!

Глупый фокус стекла

не догонишь никак, не поймаешь

этот смысл, ускользающий

в уже непробудную тишь.

Я такой же, как ты,

сумасшедший мотыль между стекол,

и в прозрачной тюрьме

в оба мира стучусь напролом.

Истекает мой срок,

но пока не истек он,

мне сражаться вот с этим

холодным и скользким стеклом!

***

Когда Господь творил сей мир,

заботился ли Он о копирайте?

***

В лейкопастыри я не гожусь:

слишком многое в жизни не клеится.

Как навозник, смиренно тружусь –

все леплю золотые нелепицы.

Ремесло полководца несложно: любовь

к славе, родине и войне.

Освященная ею, оправдана кровь

и своя, и чужая (чужая – вдвойне).

Ремесло полководца несложно: вести

от победы к победе, не помня утрат.

И держать свою душу, как птицу, в горсти,

чтобы выпустить только у адовых врат.

***

Америка, Германия

да теплые края,

ну что у вас за мания –

заманивать меня?

Сперва друзьями верными,

а нынче и родней…

Бытуха наша скверная,

да черта ль в ней одной!

Есть кой-какие радости

(все шалости да малости),

есть кой-какие горести

(от нашей дуры-совести),

есть кой-какая родина

и есть язык родной.

***

Пестрят байстрятами

дворы и парки.

Как воробьиные пиры –

их перепалки.

Как зелень лезет из земли,

зиме переча,

так эта братия валит,

пугая встречных.

Злобинкою горят глаза.

В изломе – губы.

Растет беда, растет гроза.

Мужают гунны.

***

Наверное,

недостаток

воображения:

никогда не мог

представить себе

уродливый цветок,

счастливого поэта

и свободный народ.

ПИСЬМО В ГЕРМАНИЮ

Ну что, сестричка, гутен морден
тебе отрадней наших рож?

А тут все то ж: бесовский орден

всех выставляет на правеж.

А тут все те же карусели

и та же дура-чехарда

мольбы, рыданий и веселья…

Да злыдней резвая орда.

***

Не сорвешь с себя родину,

как и родинку,

уезжая в дальние страны.

Даже если забыл ты вроде как

обжитое тобой пространство

в неком времени допотопном,

где родные, друзья – все живы

и где стыдно быть мизантропом,

хоть вожди и газеты – лживы.

Не сорвешь: не платье, не шапка,

а навек тебе данная метка.

Да не жалко ее, не жалко.

Но гляди как влепили – метко!

***

Тот воздух, которым мы дышим,

то «здрасьте», что с ходу бросаем,

тот Бог наш, чей глас мы не слышим,

но образ чей – неугасаем, –

куда же от этого деться,

а, впрочем, и надо ль деваться?

Страна неуемного детства,

великого братства-дурацтва.

СОВРЕМЕННОЕ

– Отняли копеечку!.. –

вопит стомильённый юродивый.

И молится за царя-ирода.

МОЙ ГИМН
Боже,

царя

храни

в голове!

***

Между Сциллой любви твоей, Родина,

и Харибдою ненависти твоей

не проплыть хитрожопым одиссейчиком:

вечно будешь разрываться

между Сциллой любви к тебе, Родина,

и Харибдой ненависти к тебе.

***

Как хочется

и как страшно

погладить

стариковскую голову

одуванчика…

***

Женщина, красящая губы,

похожа на охотника,

ставящего капканчик

и проверяющего,

хорошо ли он

захлопывается.

***

Ну и времечко!

Даже Луна

на сон грядущий

читает поэму

«Облако без штанов»!

***

Истинная ненависть

схожа с любовью:

та же пуповинная связь.

***

Сойдясь на ненавистном пятачке,

то бишь в так называемой «квартире»,

где каждый был мишенью, словно в тире,

но бил другого каждый раз точней, –

вот так и жили эти пять калек,

стрелкa-судьбы распятые игрушки.

Им стыдно не было. А только – душно

в той душегубке нa пять человек.

***

Не сентябрей, мой милый август,

мой Aвгустин, мой Августи?н,

первопечатник новых азбук,

меняющий коварно стиль

одежды, мыслей, речи, жизни,

авгур, пытающий судьбу

и все готовящий для тризны,

а пуще – охру и сурьму.

***

Так безоглядно цветут

возле заколоченной

бабынастиной хаты

старые вишни,

будто им – не умирать.

***

Когда в апреле

за один день

графика деревьев

превращается в живопись,

совсем не страшно

превратиться в скульптуру.

***

Встречаешь рассвет

и, как с писаной торбой,

носишься с мыслью:

кому бы его подарить?

***

Смешные люди!

Выбегают полюбоваться

праздничным фейерверком,

не обращая внимания

на фейерверк звездной ночи.

***

Как печально глядят

из окон многоэтажек мата

чьи-то мамы!

***

Лучшее общество –

я сам,

когда вмещаю в себя

полмира.

***

Надежды юности

и сожаления старости

пьют из одного

хмельного источника –

из НЕСБЫТОЧНОГО.

Оттого-то

кружится голова у юнцов,

кружится голова у старцев.

***

Ночная бабочка вдохновенья

вечно летит на огонь

уязвленного сердца.

ПЕРЕВОДЧИКАМ ПУШКИНА
Переводчик – всегда перевозчик.

И часто – Харон.

***

Как жужжащая муха

в зимней квартире, –

так же странна

поэзия в мире.

***

Зинаиде Миркиной

Один закон поэту – тишина.

Одна забота – сохранить молчанье.

Пристойно лишь бубенчикам бренчанье,

а слову подобает вышина,

в которой звук – всего лишь память звука,

старик, уснувший на руке у внука.

В.И. Хазану

Два дня спасала пайка Мандельштама

его изобретательных соседей,

когда худой и почерневший зек

уже лежал недвижим,

но с помощью нехитрого устройства

на выклик руку слабо поднимал.

А вы еще твердите, недоумки,

что пользы от поэтов – никакой!

***

Пока землею не стал,

что знаешь ты о любви и о жизни?

***

Лишь пересохшие реки

учат нелживой речи.