ДОМ ПРАВА*

* "День", 2.10.2001 г.
Предположим вы, читатель оказались в другой стране. Как узнать, в демократическое государство вы попали или в какое-то иное? Вы скажете: надо посмотреть в их конституцию. А я вам скажу: "Надо посмотреть на здание ихнего суда". Такой критерий пришел мне в голову, когда я побывал в народном суде нашего района, уместившемся в бывшем детском саду. И вспомнил рассказ одного знакомого, который поездил по американской глубинке и встречал городки, в которых самым величественным зданием было именно здание суда. Вот после посещения бывшего садика и захотелось мне порассуждать на эту ему. О суде вообще, не касаясь суровых конкретностей. Ибо, сдается мне, что за разговорами об этих конкретностях забывается порой сама суть, назначение суда в жизни общества. Замечу еще, что жителей в нашем районе около трехсот тысяч.

Расправа

Сила есть, ума не надо. Эта сентенция применима ко многим случаям жизни. И к нашей теме тоже. Когда-то один ярый большевик и большой начальник, между прочим, юрист по образованию, заявил: "суд есть орган власти". Прочитав сие, я поставил на полях недоуменный вопрос "какой?". Ибо уже тогда наслышан был о разделении властей и т.п. А теперь понимаю, что вопрос этот был неуместен. Ибо наш большевик признавал властью только одну власть - ту, которой подчиняется человек с ружьем, или, ближе к современности, человек в танке. А разделение - это для развитых демократий. Тому же большевику принадлежит еще одно высказывание, подтверждающее предложенное им определение суда. Вот оно: "устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять". Речь шла о конкретном человеке - бароне Унгере. А вот изречение члена нашего парламента, услышанное мною по радио прямо из зала: "Если я виноват, давайте меня судить". То же умонастроение: вопрос о вине решается до суда и вне суда. В иных кабинетах. В одном из них сидел в свое время и наш парламентарий, будучи секретарем райкома. Потому-то суд и есть орган, т.е. орудие власти. Или инстанция, которой власть поручает расправу.
На фоне развитого правосудия такой суд выглядит как правовое извращение. Суда здесь нет вообще. Если глянуть в историю, можно обнаружить в прошлом нечто подобное, хотя и с явными признаками подлинного разбирательства. Судил, к примеру, князь. Судил единолично, по своему усмотрению. В перерывах между долгими боевыми походами, охотой, пирами и прочими забавами. Замечательно изображен княжеский суд Николаем Лесковым в "Легенде о совестном Даниле". Этого самого Данилу-христианина захватили в рабство варвары. И вышло так, что в состоянии аффекта прикончил он одного варвара и освободился. А потом, мучимый совестью за убийство человека, стал искать на себя суда. Обошел всех патриархов, и папу римского, и все его убеждали, что нет ему никакого греха. Да еще и ругали за беспокойство высоких особ по пустякам. А невиновен он, говорили, поскольку был в неволе насилием, и, кроме того, убийство некрещеного варвара все равно, что убийство зверя. Но Данила не мог успокоиться. Он все взывал к тому, что в Писании прямо написано "не убей". Не сказано, что не убей своего, а врага убей. Не убей, и точка. И пошел Данила в последнюю инстанцию - к князю, т.е., к светской власти. Князь подтвердил решение церковных иерархов и от себя добавил: "Эти варвары, враги-супостаты, делают из-за рубежа набеги на княжество наше, угоняют наш скот и уводят наших людей. Как же нам их жалеть?". На это Данила заметил: "О, князь! Хорошо ты говоришь об угнатом скоте, но жалко, что о забытом Христе плохо знаешь". И стал горячо говорить слова Христовы о врагах. Пронял Данила своей речью всех присутствующих, а князь поник головою и сказал: "Иди, авва, слово твое верно, да в нас не местится, ибо наше благочестие со властью сопряжено и страхом ограждается".

Судить значит выносить суждение

Суд над Данилой формально является расправой. Но здесь все перевернуто. Не преспешники князя тянут обвиняемого на суд, а Данила сам себя обвиняет и просит себе кары за смерть человека. И князь не просто выспрашивает обвиняемого, чтобы воздать ему должное, а вступает в дискуссию и затем, поникнув головой, признает правоту другой стороны. Эти две стороны оказываются равными в рассуждениях - вот в чем штука. При расправе нет никаких сторон и никакого равенства. Как, к примеру, судила известная капитанша, когда капрал подрался с дамой в бане за шайку горячей воды? "Разбери кто прав, кто виноват. Да обоих и накажи".
А здесь стороны, как два берега у одной реки. Вы неудомеваете, читатель: где - суд, где - речка. А ведь этимология слова "суд" восходит к sund - морской пролив, т.е. то, что разделяет два берега. Кстати, "судом" называли в древности Босфор. Или вот англо-саксонское sunder означает - врозь. Короче, основная здесь идея - равенство противостоящих сторон, вступающих в прения. Судья же ставит точку. Как рефери на ринге поднимает руку победителя. Для книжника это покажется банальностью. Но скажите мне, чувствуем ли мы равенство, когда в уголовном процессе одинокий гражданин противостоит Государству? Кто задержал человека? Государство. Кто привел на суд? Государство? Кто судит? Тоже государство. В словаре Даля к статье "суд" имеется любопытное примечание: "У нас не было ни одной пословицы впохвалу судам, а ныне я одну слышал: "Ныне перед судом, что перед Богом, все равны".
Если "суд - это институт, выносящий суждения" (Поль Рикер), то на первый план выдвигается не сила, а ум. Государство ведет человека в суд, желая его, естественно, упечь. А рядом с этим человеком оказывается частное лицо - умный адвокат, который показывает, что силовая структура умом не блещет и ее доказательство построено на песке. Что делает суд? Освобождает обвиняемого тут же, в зале. Увы, так в американских кинофильмах. А в нашей реальности дело отсылают на доследование. Зачем? Суд, говорят, ищет истину, а при наличной информации, найти ее никак невозможно. Нужно добавить, подсобрать. Это означает только одно: при имеющейся информации упечь как-то не очень удобно. А, может быть, оставим истину в покое? Причем здесь истина, если решается вопрос, кто кого? С помощью ума, конечно, и по правилам. Так вот, решающим должно быть следующее: вытекает ли то, на чем настаивает сторона, из материалов дела, или не вытекает. Если не вытекает, то ничего не доказано и человек не виновен. Об этом и объявляет суд. А истину беспокоить не надо.

Вначале суд, потом закон.

Статус суда у нас крайне низкий. Люди это знают и чувствуют. По данным одного украинского опроса только девять процентов опрошенных полностью доверяют суду, сорок семь процентов совсем не доверяют ("День", 31.08.2001). На мой взгляд, эти удручающие данные свидетельствуют о патологии всей государственности ярче, чем отсталость экономики, несовершенство политической системы и проч. Они свидетельствуют о состоянии права. Ведь суд, независимый суд, есть главный правовой институт. Суд - средоточие права, в суде право обнаруживает себя во всей полноте.
С суда оно и зарождается. А, в свою очередь, суд приходит на смену жестокому институту мести. Обычай мести, как, впрочем, и всякий обычай подчиняет личность коллективу. В правовом состоянии свое право я могу использовать в суде или не использовать по личному усмотрению. Отомстить же я обязан. Потому, что дело касается не только меня. Месть - форма обмена. От века люди обменивались не только дарами, но и, так сказать, ущербами. В архаическом мышлении таким образом представлена причинно-следственная связь. Здесь еще нет ни благодарности, ни справедливости. Человек обязан ответить на дар и на ущерб с такой же необходимостью, с какой Солнце утром появляется над горизонтом, а вечером исчезает. Принципиальным шагом вперед становится переход от реакции на конкретный ущерб к реакции в виде защиты, как говорят, естественного закона вообще. Закона, который обязан блюсти и защищать каждый человек. Каждый становится судьей и исполнителем наказания. А далее появляется суд как социальный институт. Появляется, чтобы устранить неопределенность в истолковании реакции: была ли конкретная реакция действительно самодеятельным наказанием или это - агрессия, т.е. нарушение закона. Суд становится инстанцией, которая профессионально решает вопрос о преступлении и наказании. Таким образом, все начинается с самодеятельности и заканчивается учреждением, где действуют уполномоченные лица.
Еще не было юридических законов, а суд уже был. Это может показаться странным, но это так. Моисей начал "судить народ" и устроил иерархическую систему судопроизводства до явления ему Бога на горе Синай, т.е. до дарования евреям Торы (законов). И светские историки утверждают, что "суды (которые всегда предшествовали законам) первоначально были учреждены не для определения прав, но для пресечения насилия и прекращения ссор" (Дж.С.Милль). А законы появляются позже. Они появляются как что-то вспомогательное, вроде методического пособия для судьи. Чтобы не испытывать каждый раз "мук творчества" в поисках решения, судья начинает разбирать дела по правилам. Эти правила и есть законы и процедуры. Откуда они берутся? Из самой практики судебных разбирательств по известной схеме рождения метода: раз - догадка, два - догадка, третий раз - метод.
Как можно представить себе судебное разбирательство, когда судья еще не имеет на руках закона? Например, у двух людей возникают претензии на одну и ту же вещь. Они ведут себя дружелюбно, но хотят решить дело в соответствии с чувством справедливости, которым оба, несомненно, обладают. Дело действительно представляется как задача. Эти двое не могут ее решить, и идут к третьему, которого оба почитают как мудрого человека. Идут за помощью. И судья задачу решает. Решение принимается сторонами как открытие, которого каждый с нетерпением ожидал, но не мог найти самостоятельно. Теперь они, обогащенные правовым знанием, соответствующим образом будут вести себя в повседневной жизни. Ситуация несколько фантастическая, но вполне подходящая, чтобы иллюстрировать мысль о поисковом характере суда и его первичности по отношению к закону. Признаки этой первичности можно обнаружить и сегодня. Например, в замечании одного американского юриста - "закон есть то, что о нем говорит судья". Судья говорит, заметьте, а не законодатель, не прокурор, не адвокат. Мне скажут, что у них другая правовая система. Да, другая. Не от того ли у них все прочее другое - экономика, политика, благосостояние?
Суд в открытых обществах является важнейшим социальным институтом потому, что открытые общества - это дискутирующие и конкурентные общества. В них предложения всегда превышает спрос. Единственным дефицитом является потребитель. Ведется непрерывная борьба за клиента - зрителя, избирателя, покупателя, инвестора и т.д. И каждый предлагает себя - свои способности. Идет всеобщий поиск эффективных решений, обеспечивающих успех. Не случайно спорт стал знаком современной культуры. В атмосфере соперничества, тотального конкурса все стремятся, каждый в своей области, как говорят, усовершенствовать мышеловку. Конкуренция в цивилизованном обществе заняла место войны. А суд? Суд стал самым значимым символом конкурентного бытия. Это, можно сказать, - конкуренция в чистом виде. Ибо в суде, на условиях состязания, решается вопрос об обоснованности обвинений в нарушении правил конкуренции. По существу, правил самой жизни.

Суд - главный институт демократии

Да, это так, ибо в суде государство непосредственно соприкасается с обществом. Можно сказать, что здесь проходит граница между государством как аппаратом власти и обществом, ради которого этот аппарат существует. Поэтому уровень демократии в стране следует определять по силе общественной компоненты, присутствующей в суде, т.е., по тому, насколько общество непосредственно участвует в процессе. А об этой силе свидетельствуют, на мой взгляд, два фактора - развитая адвокатура и суд присяжных. То государство можно считать правовым и подлинно демократическим, в котором исход судебного процесса существенно определяется людьми независимыми, не занимающими государственные должности. Такими людьми и являются адвокаты и присяжные заседатели. Адвокатов у нас немножко имеется, а присяжных заседателей подождем. Говорят, судебная реформа намечается. А пока: не показывайте мне Конституцию, покажите мне здание суда.