НА ПЕРЕПРАВЕ*

* "День", 23.07.2002 г.
Книжность все еще остается характерной чертой нашей культуры. Чтобы узнать и понять, мы беремся за книгу. Это - знак той давней и доброй поры, когда главное, что следовало знать о жизни, люди узнавали из Книги. И сегодня, благодаря неослабевающей тяге к образованию, поддерживаемой, надо заметить, властью, книга остается главным источником знания. Несмотря на набирающих силу ее конкурентов. Между тем бывают времена, когда наблюдение жизни, само присутствие в гуще событий, дает больше, чем может дать книга. Это - времена больших перемен. Тогда масса книг, еще недавно бывших полезными, почти мгновенно переходит в разряд ненужных. В такое время мы теперь живем. Впрочем, увы, закон инерции действует и здесь: жизнь - сама по себе, а обучение по утратившим смысл книжкам - само по себе.
Это вступление я предпосылаю главной мысли - в последнее десятилетие судьба подарила нашим обществоведам уникальный опыт понимания. Тот опыт, который может дать только ситуация, в которую ты включен. Только интуиция как непосредственное усмотрение сути вещей. При этом прежнее книжное знание воспринимается не как описание и объяснение социальной реальности, а как мечтания о должном, оставленные нашими предшественниками. Понимание, о котором здесь речь, не могло прийти сразу, с появлением новой ситуации. Вначале царили эмоции. Сводились идеологические счеты, все прежнее обвинялось и осуждалось. И виделись новые радужные перспективы. Только тогда, когда прошлое отступило на положенное расстояние, стало возможно его рассмотрение. Если не полностью объективное, то хотя бы спокойное, как говорят, взвешенное.

Государство

Все проблемы социальной и политической философии сходятся, на мой взгляд, в одной точке. Эта точка - проблема государства. Многие годы в головах людей, живущих на территории в одну пятую земной суши, царило исключительно четкое учение о государстве, в основу которого положена идея классовой борьбы. Вся история человечества представлялась в виде непрекращающегося конфликта социальных групп, прежде всего, в сфере экономической. И государство представлялось орудием в руках экономически господствующих классов для подавления своих социальных противников. Выходило, что не будь классовой борьбы, не было бы и государства. Действительно, этот логический вывод навязывался истории: доказывалось, что государства не было до появления на исторической арене классов и его не будет после их исчезновения, государство отомрет.
Идея классовой борьбы затмевала, но полностью не устраняла иное понимание: государство есть форма человеческого общежития, т.е., особым образом организованное общество. О нем вскользь упоминали сами основатели этого учения. Да, государство, несмотря на классовый характер, занято и выполнением "общих дел, вытекающих из природы всякого общества" (К.Маркс). Однако считалось, что эта функция второстепенна, и в будущем она будет выполняться не государством, как политическим институтом, а непосредственно самим обществом, живущим, в силу прозрачности социальных отношений, несколько, так сказать, облегченно, естественно, точнее, самоорганизованно. Такая жизнь и называлась коммунизмом.
Как ни суди, а эти два понимания государства, - как орудия в руках экономически господствующего класса, и как формы организации всего общества, - исключают друг друга. В конфликтной модели государство и общество разделены. Государство, можно сказать, техническое средство ("аппарат", "машина"), которое один класс использует против другого. Задача угнетенного класса, - пролетариата, - в ходе революции сломать, разрушить это государство и заменить его собственной диктатурой, т.е. разумно и неформально применяемым временным насилием, оправданным высокой целью искоренения всех форм социальной несправедливости. Исполнив свою миссию такое государство, и государство вообще, исчезает за ненадобностью. Эта конфликтная модель сидит в иных головах и сегодня. Говорят, что прошлое, советское государство было государством рабочих и крестьян, в общем, - трудящихся, а нынешнее - шаг назад, к капитализму. Ныне государство в руках кланов, олигархов. Настало их время. Не будучи приверженцем этой модели, замечу только, что советское государство, если и не было государством в руках рабочих и крестьян, то все-таки в большей мере, нежели нынешнее, было государством для рабочих и крестьян. В том смысле, что оно было более адекватно неприхотливому, терпеливому и исполнительному человеку, который сегодня растерян, подавлен и ничего хорошего от будущего не ждет.
Но дело не в этом. Конфликтная модель уже давно не отвечает реалиям. Я считаю, что наша жизнь на протяжении последних десяти лет дала возможность понять государства в рамках противоположной модели, а именно: государство - не средство, не аппарат, не особая часть общества, а само общество или тип организации общества. С этой точки зрения либерально-демократические государства запада, в сравнении с государством советским, - еще не полностью государства. Они не до конца организованы в государство. Опыт последних десятилетий, особенно опыт США, показывает, что они движутся в этом направлении.
Жизнь при советах была государственной почти абсолютно. Каждый человек был человеком государства. Его тело, душа и разум находились в пользовании государства, в той мере, в какой оно было способно всем этим пользоваться. Человек не имел права не работать, а работу давало государство. Власть в этом обществе была тотальной не только в известном смысле, т.е. строго централизованной и проникающей во все поры социального бытия. Она была тотальной потому, что в нее были включены почти все. Практически каждый человек, как человек государственный, располагал определенной долей социальной мощи, т.е., власти. Каждый в известном смысле был начальником, поскольку был при должности.
Когда такой человек при должности принимал решение, он, разумеется, рисковал, как рискует всякий человек, принимающий решение. Риск вообще сопряжен с опасностью, с возможностью утраты, потери. Государственный человек рисковал не материальными ресурсами, которые он включал в оборот своим решением, они ему не принадлежали. Он рисковал должностью, местом. Его наказывала не жизнь, делая, скажем, банкротом, а люди, занимающие более высокие места. "Место" - ключевая категория того устройства общества, которое мы сейчас рассматриваем. Такое общество можно представить в виде сети мест. Место - эквивалент собственности. Место дает все. Человек, лишавшийся места, особенно если это очень высокое место, просто исчезал. С другой стороны, место, даваемое как удел, обеспечивало известную свободу, лучше сказать, произвол в окрестностях места. "Каждому свое место!" - эта формула есть интерпретация абстрактного принципа справедливости. Справедливо то государство, в котором каждый занимает свое место, исполняет вмененную ему обязанность и не вмешивается в дела других.
Есть что-то привлекательное в этом образе жизни. Ну, хотя бы то, что такая жизнь избавляет отдельного человека от опасностей, связанных с обладанием. Парадокс обладания проникнут трагизмом. Иметь, владеть, продолжать себя в материальном мире, распространять свою волю во вне - в этом проявляется природа человека. Это - процесс очеловечивания, одухотворения материального мира. И здесь же таится угроза: человек оказывается во власти того, чем он обладает. Его душа постепенно переходит в его материальные сокровища. Платон сказал бы, что душа такого человека становится тяжелой. Потому и тревожна жизнь человека владеющего. Возможно, идея коллективизации бытия, брошена человечеству как спасательный круг. Неудивительно, что большинство людей во всем мире предпочитают сегодня наемный труд. Отработал положенное время, и забыл.
Особенно привлекателен этот образ жизни, когда "отработал" означает "отбыл". Существует много видов деятельности, которую я именую общим понятием "активность с неопределенным результатом". Люди что-то делают, а что, никто не знает, и они сами - тоже. Ибо нет ясно осязаемого продукта на выходе. Жизнь в государстве хороша еще и тем, что человек ощущает заботу и защищенность. Это чувство ослабляет страх одиночества, коренящийся в глубине психики. Все мы делаем одно общее дело: человек с такой жизненной установкой лишен угнетающей рефлексии, душевных терзаний и т.п. Стремление к общению, желание включиться в общее дело, в общую жизнь - базисная потребность человека. Именно здесь она удовлетворяется в полной мере.

Индивидуализированное общество

Суть того, что произошло примерно десять лет назад, коренится в появлении частных лиц - людей, как бы покинувших государство. Не территориально, разумеется, а в смысле причастности к сети мест, должностей. Государство, таким образом, стало уменьшаться. Начало складываться общество как система связей, устанавливаемых, скажем так, относительно свободно и по иным принципам. Появилась частная собственность. На ее основе стали устанавливаться новые социальные отношения. Все это можно назвать процессом нарастающей индивидуализации бытия. В результате уже появляется человек, которого я бы назвал Homo naturalis (человек подлинный, действительный). Человек, который принадлежит самому себе. Который сам решает, что ему делать, где жить, во что верить, кого любить. Который, если он что-то хочет иметь, то только потому, что это ему действительно нужно, а не потому, что это имеют другие. Который, если рассуждает, то от себя, а не от Истины. Открытый, незлобливый, в меру участливый, прощающий… Но главное - независимый.
Общество индивидов, в противоположность обществу-массе, характеризуется особым качеством мышления, и, главное, особой структурой реальности. Эта реальность индивидуализирована во всех своих сферах - в экономике, политике, праве и т.д. Сколько бы не провозглашались высокие принципы о человеке, его жизни и здоровье, чести и достоинстве, неприкосновенности и безопасности как высшей социальной ценности, все это будет оставаться благими пожеланиями, декларациями, где-то заимствованными. Это в лучшем случае, в худшем - лукавством или обманом. До тех пор, пока базовые социальные институты не станут адекватными отдельному человеку. Умственно я это уже понимаю. Но почему тогда странными кажутся порой факты из той жизни, в которой индивидуализация бытия более продвинута? Вот один такой факт. Весной 1945 года, в самом конце войны, Михаил Семиряга, ныне военный историк, попал в общество английских офицеров. Он удивился обилию орденов на их мундирах и новых звезд на погонах. Когда они успели все это получить, если года еще не прошло с открытия второго фронта? Оказалось, что награды эти за …плен. За то, как официально отмечалось, что "сберегли себя для семьи и Отечества". Сберегли себя… Мы знаем, что полагалось за плен советским воинам и их семьям.
Итак, индивидуализация бытия как задача. Как Большой проект, смысл которого противоположен коллективизации. Уже складываются условия, когда каждый может принять участие в осуществлении этого проекта. Бывший колхозник может вернуться во времена, предшествующие коллективизации, т.е. индивидуализировать землю. Горожанин может поставить счетчики учета воды, газа и т.д., и платить только за то, что он действительно потребляет. Хорошенькое сегодня равенство, не правда ли, когда все платят за воду подушно. Хотя один в городе поливает огород, а другой, тоже горожанин, летом живет на даче, доставая воду из колодца. Когда-то меня потешила одна немецкая дама радикальным индивидуализмом. Она подала судебный иск на радиокомпанию за то, что в прогнозе погоды диктор использовал выражение "бабье лето", унижающее, как она настаивала, ее женское достоинство. В Лондонском метро вы платите не за вход, а за расстояние, т.е. как в такси или обычном поезде. Причем на нужной вам станции турникет выпустит вас по предъявлении билета. Какие сложности! Как просто и удобно у нас, воскликнул я, узнав об этом. И тут же был посрамлен моей проницательной, а может быть, более склонной к индивидуализму, супругой: "Почему я должна платить за поездку на работу в один перегон столько же, сколько иной, платит, проехав из одного конца города в другой?" Но ведь как трудно все это учитывать, не сдавался я.
А потом понял: индивидуализированное общество - сложное общество. Как сложен некий идеальный организм, в котором каждая клетка специфична и незаменима, в котором неприличен принцип "незаменимых нет". В силу этой сложности такое общество с необходимостью идет по пути самоорганизации. Прострелила даже идея, объясняющая развал советской системы. В ней, из-за роста человеческих контактов с внешним миром, пошел процесс естественной индивидуализации и усложнения на приватном уровне. Система же управления оставалась старой - централизованной, рассчитанной на простое, однородное общество. Отсюда нарушение одного из законов кибернетики - о необходимом соответствии между разнообразием управляемого объекта и управляющего. Образно говоря, по богатству воображения и многосторонности поведения отдельный человек перерос того, кто назначен был им руководить. Здесь возможен был только один путь: с ростом естественной индивидуализации общества, т.е. с ростом разнообразия, тип управления должен был постепенно смещаться от централизованного к региональному, локальному, от гетерономного к автономному.
Индивидуализированное общество - напряженное и опасное общество. Напряженное потому, что в нем ведется конкуренция за место под солнцем. Не за место в системе должностей, а за высокий социальный статус, обретение которого, главным образом, зависит от собственных усилий индивида. Опасное потому, что в нем индивиду не легко удовлетворить социальную потребность, т.е. потребность в неформальном общении, заложенную в биологии человека. Пол века назад об этом размышлял К.Поппер. Он обращал внимание на то, что открытое общество постепенно может стать "абстрактным обществом". Так называл К.Поппер воображаемое общество, в котором полностью отсутствуют личные контакты. "В таком обществе все дела совершаются индивидуумами в полной изоляции, и эти индивидуумы связываются друг с другом при помощи писем или телеграмм и разъезжают в закрытых автомобилях". Уже тогда К.Поппер замечал: "наше современное общество во многих отношениях напоминает такое совершенно абстрактное общество". Что же говорить об обществе начала ХХ1 века, для которого обычные письма и телеграммы - средства коммуникации пещерного века. И не в технике дело. Абстрактным может быть общество, в котором люди трутся локтями. Индивидуализированное общество может стать обществом скученно живущих одиноких людей. И если в одних условиях Большим проектом является индивидуализация, то в других, напротив, люди находятся в поисках таких форм жизни, при которых снижается уровень отчуждения, т.е. чуждости друг другу, и одиночества. Любопытно сочетаются две тенденции в странах западного мира: рост числа одиноких людей и рост числа общественных организаций.
Возвращаясь к нашим реалиям, замечу, что признать частную собственность, допустить нарастающую индивидуализацию всех сфер бытия и оставить прежний тип власти, значит, ничего не сделать. Власть действительно остается прежней, сам ее дух остается прежним. Эта власть все еще не политическая, а, так сказать, начальственная. Она действует приказами, распеканиями, спонтанным лишением мест и т.п. Новое индивидуализированное общество должно создать власть ему адекватную. Власть, которая нужна одним, тем, кто может, для полной реализации их творческих потенций, а другим, тем, кто не может, для того, чтобы не чувствовать себя изгоями.