Поэзия Анатолия Рузанова

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Анатолий Павлович Рузанов родился 9 мая 1942 года в г. Егорьевске Московской области.
Отец Павел Александрович Рузанов погиб на Великой Отечественной войне 8 марта 1944 года.
Мать Елизавета Михайловна Рузанова была учителем. Троих детей воспитала одна.
В 1949 году семья перебралась в город Старый Оскол Белгородской области. Здесь Анатолий Рузанов начинает писать стихи,
заканчивает среднюю школу №100.
В 1967 году он переезжает в Харьков.
В 1968 знакомится с поэтом Борисом Чичибабиным. С ним Анатолия связывает более чем двадцатилетняя дружба.

С этого момента он работает на различных харьковских предприятиях ( в том числе и в ХТТУ) художником-оформителем.
Создаёт поэтические произведения и активно публикует их до середины 90-х годов.
20 мая 1990 года вступил во Всесоюзное есенинское общество "Радуница". Участник трёх есенинских чтений.
В 1999 году издана первая книга Анатолия Рузанова "Чистовик".
Пропал без вести после 23 июня 2003 года.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Часть 1

"КОСНИСЬ БОЖЕСТВЕННЫМ КРЫЛОМ ДУШИ
ТОСКУЮЩЕЙ, ПОЭЗИЯ!"

Внешний облик многих поэтов довольно редко совпадает с нашим представлением о том, как должен выглядеть служитель столь тонкого и возвышенного искусства. Волевые лица, житейский прагматизм, деловитость, свойственную более руководителям торговых фирм - вот что мы часто видим, познакомившись с автором того или иного лирического сборника. Но облик харьковского поэта Анатолия Рузанова в немалой степени соответствует классическому образцу вдохновенного, отмеченного печатью романтизма слагателя ямбов, хореев и амфибрахиев. Я имею в виду, конечно, ту бесхитростную одухотворённость, так свойственную ему не только во время чтения своих стихов, но и в значительной мере в повседневной жизни.
Уже не припоминаю, когда Анатолий Рузанов "прибился" к редакции газеты "Харкiвський електротранспорт". Возможно в середине 70-х годов прошлого века, а может быть ещё раньше, работая художником-оформителем в троллейбусном депо №1 или службе пути ХТТУ. Его, как и каждую творческую натуру, словно магнитом притягивал наш пропыленный газетный мирок, наполненный вечным стуком печатных машинок, телефонными трелями и непонятной для непосвящённых спешкой.
…Дверь в "большую" комнату слегка приоткрывалась, и в образовавшийся проём заглядывало по-детски трогательное, слегка круглое лицо с большими синими глазами. Увидев, что те, кого он рассчитывал найти, на месте, входил и сам Анатолий. Он умел сразу же установить доверительную атмосферу, и после тёплого, с некоторыми нотками иронии приветствия, небрежно бросал фразу, способную нас заинтриговать:
-Только что разговаривал с Борисом Чичибабиным. Показал ему новые стихи. - И Анатолий доставал из хозяйственной сумки несколько небольших листочков. - Мэтру они понравились. А этот, сказал он, вообще шедевр!
Надо заметить, что в то время Борис Алексеевич Чичибабин работал в материально-заготовительной службе на первом этаже здания аппарата управления ХТТУ. Слава и признание были у него ещё впереди. И все же интерес к его суровой личности, ощущение того, что некие изменения должны грянуть непременно, просто витали в окружающем его пространстве…Я и Матрёна Зезюлина, моя коллега по редакции, съедаемые нетерпением, завладевали рузановскими стихами и на несколько минут в комнате воцарялась удивительная тишина. Ведь на маленьких листочках были произведения невероятно чистые и добрые, такие задушевные, что, казалось, всё вокруг тебя наполняется терпким ароматом лугового разнотравья и долгожданным весенним теплом.

В полночь майскую звёздочки чистые,
Словно мысли мои о былом.
Робко кисти сирени росистые
Ветерок задевает крылом.

Соловьиное пение слушая,
Ароматом цветочным дыша,
Без надрыва, без крика, без буйствия -
Наполняется мёдом душа.
Все пути в этом мире хорошие,
Если землю ты любишь, как мать,
И склоняясь к кринице, в пригоршне,
Можешь Родины лик целовать.

Стихи удивительные, трогательные, похожие на "лепет" ребёнка, оставляли в душе яркое чувство радости, почти религиозной просветлённости, давно забытого покоя. Всё это было так неожиданно на фоне жутких событий конца 80-х и начала 90-х годов, когда вся устоявшаяся советская жизнь с диким грохотом вокруг рушилась и подлое, чёрное зло выползало из каких-то затхлых и страшных нор. Иногда нам казалось, что даже выжить в этом мрачном мятущемся хаосе невозможно…И мы "прикладывали" спасительные строки поэта к своим "окровавленным" душам, словно прохладные, в капельках росы листочки целебного подорожника, сорванного ранним солнечным утром.
Бесконечная доброта, нарядность и веселая праздничность поэтических картин, та трепетная нежность, с которой Анатолий Рузанов относился к самому униженному тогда понятию РОДИНА, читателям не могли не нравиться. Думаю, именно поэтому его стихи охотно печатали заводские многотиражки и районки, солидные городские и областные издания. Да и он приходил в редакции не смиренным просителем, а как человек, хорошо знавший цену своим животворным строфам. В то время он был, безусловно, одним из наиболее печатаемых поэтов в Харькове, не считая, конечно, своего учителя и друга Бориса Чичибабина. Творческий порыв Рузанова был неудержим. И он щедро бросал всё новые и новые стихи на страницы самых разных изданий. С ненавязчивым постоянством Анатолий следовал принципу, который однажды провозгласил известный итальянский культуролог и философ Умберто Эко: "Если вся проблема - отсутствие существования и если то, что сказано, - существует, то чем больше мы говорим (пишем), тем больше существуем. Поэтому творчество и становится залогом существования. Придумывать, придумывать безудержно…".
И всё же, несмотря на довольно плодотворное и весьма длительное присутствие Анатолия Рузанова в культурном пространстве Харькова, он, казалось, не стремился к официальному признанию. Держался всегда уверенно и совершенно независимо, словно боялся "расплескать" в бестолковой суете свою яркую самобытность. В то время многое значил для него личный пример Бориса Чичибабина, жившего замкнуто и строго, не состоявшего при школах и творческих союзах. Столь же твёрдо и последовательно отстаивал Анатолий Рузанов свою внутреннюю свободу, возможность безграничного творческого развития. Наперекор трудным обстоятельствам жизни он оставался до корней волос русским человеком. Любовь к России, преданность её вечному, непобедимому духу мы ощущаем почти в каждой строфе его произведений, каждом поэтическом образе.
У Рузанова замечаешь и другой, крайне редкий у современных поэтов дар - умение тонко чувствовать настроение своих слушателей, влиять на их эмоции. Он хорошо понимает, чем можно затронуть приземлённую каждодневной суетой душу человека, как вызвать в ней подлинное волнение, сочувствие, сострадание, просветление, одним словом привести её в то сложное внутреннее состояние, которое древние греки называли катарсисом.
-Я читал людям стихи и многие просто плакали, - рассказывал Анатолий об одном из своих выступлений. - Пусть кто-нибудь ещё попробует выжать из слушателей, хоть одну скупую слезу.
Высказывание поэта относится к периоду его весьма плодотворного сотрудничества с еженедельником "Зеркальная струя". Стоит отметить, что это весьма демократичное издание было способно стать, просуществуй хотя бы лет десять, центром кристаллизации новых и весьма интересных тенденций в харьковской литературе. Анатолий довольно легко вошёл в круг "зеркальноструйских" авторов, среди которых было немало людей интересных и одарённых. Стоит назвать хотя бы Вячеслава Гончарова (Пыжа), автора стихотворного переложения великой памятки древнерусской литературы "Слово о полку Игореве". Именно в этом кругу, где было немало подлинных знатоков и любителей поэзии, читал Анатолий своего "Котёнка".

Котёнок жил. Скажу с любовью-
Какой бы вырос славный кот!
Комочком золотым на кровле
Он мыл с зарёю лапкой рот.
Был дом его чердак да рама,
Откуда в мир он выходил.
Гуляла где-то кошка-мама,
А он, по сути, жил один.
Голодный, в уголок забившись,
Он в череде кошачьих дней,
Мышей ловить не научившись,
Жил милосердием людей.

В этой небольшой балладе читателя трогает многое, но более всего точно угаданная автором интонация: такая задушевная, искренняя и в то же время пронизанная тревогой и любовью к симпатичному и беззащитному существу. Здесь хорошо узнаваемы и бедный городской пейзаж, и заброшенный чердак, и вездесущие "личности" местных алкашей…На этом, абсолютно привычном фоне судьба " комочка золотого" приобретает всё более трагичный оттенок. Куражась, любители зелёного змия приучают котёнка к вину. И наступает фатальный конец: "Болезнью взятый донельзя, Он умер рыженький и ласковый, Печально закатив глаза".
Предельно очеловеченная смерть котёнка, а по сути никчемного, одинокого и никому ненужного существа, позволяет автору затронуть актуальную в сегодняшнем жестоком и прагматичном мире тему христианского милосердия, истинной жалости к слабым и беззащитным. Сколько их неразумных и доверчивых гибнет ныне, столкнувшись с жестокостью и подлостью так называемого цивилизованного мира. "Котёнок" - это печальный реквием по юным наркоманам, которых толкнула в бездонную пучину страданий чья-то безжалостная алчность, по беспомощным старикам, на собственность которых была открыта циничная и жуткая охота, по всем наивным русским, украинским и белорусским девчонкам, втянутым в смертоносную сеть проституции. Именно потому, что это был реквием, то есть произведение траурного характера, и плакали, слушавшие его люди.
- Надо взывать к людским сердцам и совести! - сказал однажды Анатолий Рузанов.- Прежде чем что-то писать, надо очень твёрдо осознавать для кого и для чего ты пишешь.
Не думаю, что кто-то ещё сможет прочитать "Котёнка" так, как это делал сам поэт. Его простое и доброе лицо в такие минуты неуловимо преображалось, становясь более суровым и напряжённым. На нём проступало что-то давно и мучительно наболевшее, причиняющее не только нравственные страдания. По своему настрою баллада очень близка таким есенинским шедеврам, как "Корова" или "Песнь о собаке". В каждой из этих вещей зло выступает частью социально-экономического уклада деревни, одним из основных принципов обращения с братьями нашими меньшими. Со всею гениальностью провидца Есенин подводит нас к мысли о том, что зло, причиняемое бессловесному и доверчивому животному, рано или поздно возвратится к человеку в ещё более жуткой и непредсказуемой форме. Это было им прочувствовано за десятилетия до создания обществ защиты животных и за восемьдесят лет до начала эпидемии коровьего бешенства, нанёсшей миллиардные убытки мировому сельскому хозяйству.
Огромной жизненной удачей Анатолия Рузанова является, на мой взгляд, тот факт, что сокровенную суть поэзии он увидел в бескорыстном служении добру и правде. Отсюда у него постоянное стремление прививать читателям искреннюю любовь к родной земле, её лесам и полям, каждому полевому цветку, незаметной былинке. Это казалось ему делом столь же естественным, как и cпособность дышать. Стоит ли теперь удивляться, что незабываемая личность Сергея Есенина и его, достигшее высочайших вершин духовности и человечности творчество, оказались особенно близки и дороги ему:
-Я очень благодарен маме Елизавете Михайловне, научившей нас, своих детей, понимать и любить звонкие и глубоко народные стихи Есенина,- Заметил однажды Анатолий,- В юности она была лично знакома с великим поэтом. И не раз рассказывала об этом поразительном человеке с голубыми лучистыми глазами. Мама преподавала в школе. Отсюда в доме - целый шкаф с редкими для своего времени книгами. Среди них Блок, Ахматова и особенно любимый нами Есенин.
На всю жизнь наследие русского поэта-гуманиста стало для Анатолия Рузанова своеобразным творческим эталоном, пробудив в нём непреходящий интерес к мудрому и чистому, словно родниковая вода, родному слову, такой скромной и в то же время торжественной русской природе. Именно это живое участие привёло его однажды в круг людей, глубоко почитавших Есенина, старавшихся больше узнать о нём и сохранить каждый вновь открытый факт для грядущих поколений. Став членом есенинского общества "Радуница", Анатолий Рузанов участвовал во многих мероприятиях, посвящённых памяти поэта. Бывал он и на праздниках в его родном селе Константиново, которое живописно раскинулось на правом холмистом берегу величественной и медленной Оки.

Иду тропинкой из Касимова,
Прекрасны в утреннюю рань
Спас-Клепики, и Константиново,
И в дымке розовой Рязань,
Бор изумрудный до иголочки,
Ока, шуршащая в песок,
Жемчужно-серой перепёлочки
Во ржи медовый голосок.

Так начинается "Венок сонетов Сергею Есенину", одно из самых искренних и задушевных произведений поэта. Оно в значительной мере ключевое, определяющее эстетические и нравственные ценности, положенные в его творчество. В словесную "ткань" венка естественно вплетаются реальные впечатления, картины природы, взволнованная оценка прошлых событий, лаконичные характеристики, а также прямые и скрытые цитаты есенинских произведений. Центральной здесь является тема жертвенности и драматичной судьбы поэта в потрясённом до основания мире. В эпоху кровавой смуты, едва ли не всеобщего озверения и помешательства лишь один ПОЭТ находит в себе силы петь о любви к Родине и всему живому на земле.

Лишь он, с отвагою в глазах,
Пел песнь любви всему живому.
О, Время, в кровь разбив уста,
Всё отдал людям дочиста.

Великие поэты какимто особым образом осознают фундаментальные законы бытия и мировой гармонии. Именно это знание, явленное в мистической или религиозной форме, призывает их служить лишь вечному и жизнеутверждающему началу. Им для Есенина и были русский народ и многострадальная родная земля.
Светлая есенинская тема звучит во многие стихотворения Анатолия Рузанова ("Памяти Есенина", "Заря на розовом коне…"). Есть у него и несколько произведений, где образ поэта неразрывно связан с Харьковом, в котором он побывал весной 1920 года. Это "Весна на улице Есенина" и "Рыфмочка". В последнем стихотворении Анатолию Рузанову удалось оживить один милый литературный миф, повествующий о большом чувстве, якобы возникшем между Есениным и неизвестной юной харьковчанкой. Кстати, немало сил затратил на выяснение обстоятельств пребывания великого поэта в нашем городе и библиофил Владислав Божко. Именно благодаря его многолетним поискам, у нас не затихает интерес к звонкому имени Есенина.
Особая глава в жизни и творчестве Анатолия Рузанова открылась в тот день, когда он встретился с Борисом Чичибабиным ( Б.Полушиным). Словно малая планета он вдруг попал в зону притяжения огромной, сверхмощной звезды. Вряд ли молодой поэт понимал тогда, насколько различны их пути и судьбы, конечные цели в искусстве.
- С Борисом Чичибабиным я познакомился в книжном магазине "Поэзия", где он читал стихи… Произошло это в 1968 году,- вспоминает А.Рузанов.
Постепенно между ними сложились и человеческие отношения, которым было суждено продлиться более двадцати лет. Конечно, их нельзя назвать простыми и однозначными, поскольку Анатолий Рузанов с безмятежностью наивной юности воспевал свою неповторимую Родину, а печальный мэтр немалые силы своего гения бросил на развенчание пресловутой "империи зла". В силу сложившихся взглядов на современное искусство и роль поэта в обществе, Чичибабин, безусловно, указывал Анатолию на необходимость усиливать гражданские мотивы творчества, совершенствовать технику стихосложения. Свою точку зрения, причём очень точно расставив необходимые акценты, Чичибабин высказал, представляя читателям газеты "Красное знамя" стихи А.Рузанова ( 15.01.1991 года). "Поэт - это не только и не столько талант, сколько судьба и личность…Современный поэт обязан обладать высокой культурой, он должен быть и мыслителем и гражданином, не только сознавать, но и чувствовать, что он живёт и пишет стихи не только после Пушкина, Кольцова и Есенина, но и после Пастернака, Мандельштама, Цветаевой: иначе он будет не интересен читателю".
Нет сомнения, что Анатолий Рузанов находился некоторое время под сильнейшим влиянием своего старшего товарища. Он даже создаёт несколько гневных "антисталинских" произведений - "Привокзальный монумент", "Исповедь" ( в книге они отсутствуют). Однако долго следовать по этому пути Анатолий Рузанов не мог, поскольку его судьба и талант были абсолютно иными. Совершенно ясно осознавал он и то, что гуманизм, песенность и народность являются самыми важными составляющими его поэзии, а их утрата равнозначна отказу от творчества как такового. И всё же многолетнее общение с Б.Чичибабиным обогатило поэта опытом гражданского и социального становления, расширило его нравственные и культурные горизонты, показало ту степень ответственности, которую автор несёт перед читателем и эпохой.
Однажды пришёл день и Борис Алексеевич Чичибабин мощно, не оглядываясь зашагал навстречу своему духовному бессмертию. Дороги двух поэтов навсегда разошлись. Но жизнь на месте не стояла и в начале 90-х Анатолий Рузанов много сил, энергии посвящает деятельности во Всесоюзном есенинском обществе "Радуница". Он принимает участие в есенинских чтениях, совершает паломничество на родину великого русского поэта, создаёт немало прекрасных лирических произведений.
15 декабря 1994 года не стало Бориса Чичибабина. В одном из стихотворений, написанном после печальной даты, Анатолий Рузанов со свойственной ему прямотой и эмоциональностью, говорит о том, как прочно личность известного поэта срослась с трудной и противоречивой эпохой, насколько он ему дорог:

Пусть всё хорошее разграблено
И нелегко на свете жить -
Люблю Бориса Чичибабина
И до конца буду любить!
Лежит на Пушкинской во гробище,
Не шелохнёт перо рука,
Но, всех стихов своих сокровище,
Отдал он людям на века!

Во многих стихотворениях Анатолий Рузанов как бы по наитию воспроизводит образ талантливого человека из народа, поразительного мастера, способного творить настоящие чудеса. Это в первую очередь "левша" Прошка, создавший своею кистью и фантазией трёх медведей на несколько монотонном полотне известного русского художника Шишкина " Утро в сосновом лесу". Даже Фет, автор ярких лирических шедевров, у него "с виду неотёсанный мужлан, Под бородой засаленное брюхо…". Так, возможно, проецируется и судьба самого Анатолия Рузанова, редкого в наше время художника-самоучки, получившего знания от безвестных мастеров-самородков, коими всегда полнилась земля русская.
А ещё он, несомненно, истинный наследник скромных и честных людей, искренне любивших свою Родину и всегда благоговевших перед её неброской красотой и бесконечно талантливым народом. Его творчество в целом созвучно интонациям, образам и мыслям И.Белоусова, И.Бунина, Н.Телешева, В.Слепцова, Ф.Гаврилова, С.Ганьшина, П.Горохова, И.Зачёсова, И.Репина, С.Дрожжина и многих других известных или несколько призабытых сегодня писателей, журналистов, поэтов.
В целом работа над составлением книги стихотворений талантливого харьковского поэта было непростой. Дело в том, что Анатолий Рузанов всегда жил очень скромно, довольствуясь небольшим заработком заводского художника-оформителя. А временами у него не было даже этого скромного источника существования. Так что никакой надежды издать со временем свои произведения он не питал и рукописи не готовил. Поэтому при создании этой книги использовалось несколько источников. В первую очередь - единственный, ксероксным способом изданный сборник "Чистовик"(1999 г.), архивы поэта, его родных, друзей. Огромную работу по сохранению творчества Анатолия Павловича Рузанова провёл его друг и соратник по есенинскому обществу "Радуница" харьковский библиофил Владислав Андреевич Божко. Он создал каталог рузановских стихотворений, сохранил автографы и отдельные публикации, написал воспоминания. Одним словом, без предоставленных им материалов эта книга не обладала бы настоящей полнотой.
"Стихотворения" Анатолия Рузанова - книга итоговая, вобравшая всё лучшее из написанного им. При её составлении существовал, безусловно, соблазн создать несколько разделов, группируя стихи по определённому признаку: любовная лирика, о природе и т. п. Однако, собранные в рукопись, произведения начали жить своей, более сложной и интересной жизнью. В переплетении нескольких тематических и интонационных линий при внимательном чтении вполне ясно угадывается присутствие подлинного сюжета. Кажется, что перед тобой честная, обнажёнными нервами написанная исповедь. И складывается это необычное лирическое повествование из мощных всплесков эмоций, ярких зрительных образов (не стоит забывать, что А.Рузанов был художником), пережитых поэтом в разных жизненных ситуациях чувств. Можно вполне явственно ощутить, как изменялся его жизненный опыт, а сердце с годами наполнялось горечью разочарований и жаждой новой подлинной веры. Безграничная любовь к родной земле вначале переживается им самозабвенно, искренне, взволнованно, словно первая любовь, а картины природы наполнены состоянием гармонии и полного счастья. Этого восторга вполне достаточно для того, чтобы создавать радостные и светлые произведения.

Хорошо тропой обычной
Бресть с косою на покос,
Где светла, как сон девичий,
Роща белая берёз.

Первые нотки тревоги начинают пробиваться в его любовной лирике: "Оплачь, соловушка, над чащей Тот миг, когда мы разошлись". Теперь звёзды и деревья, цветы и птицы - всё разделяет грусть поэта о несбывшейся любви, безответном чувстве. В стихах всё чаще звучит тонкий зрелый лиризм, окрашенный в печальные пастельные тона.
Но однажды свинцово наваливается на его плечи вся тяжесть неприкаянного человеческого бытия. И наивный бесхитростный пантеизм уступает место иступлённым поискам спасения за прошлое безверие, что-то сделанное и прожитое не так:

Впереди чуть надежда лучится,
И взывает и дух мой, и плоть:
"Научи меня, мама, молиться,
Чтоб приял покаянье Господь!".

Стихотворение "Научи меня, мама, молиться…" - маленький шедевр Анатолия Рузанова. В нескольких строфах звучит столько отчаяния, надежды, веры, что невольно представляешь себе человека с душой обиженного ударами жизни ребёнка и не можешь удержаться от сочувствия. Не уступают ему по накалу страстей и невероятной концентрации чувств "Стансы", одно из более поздних рузановских произведений. Лирический герой ищет здесь заступничества у Божьего сына, поскольку лишь он один может даровать уставшему от бесконечной борьбы с тёмными силами бытия человеку "Блаженный, молитвенный сказ!".
Искренность, с которой поэт открывает миру самое сокровенное, свою чистую, страдающую душу, беспредельна. Не менее удивительна и способность его проникновенных, очень добрых стихов врачевать, успокаивая, потрясённое бурями бытия сознание. В то же время он концентрирует в своих строках невероятно мощную духовную энергию, подзаряжая читательские сердца верой, человечностью, жаждой красоты и гармонии. Цельность и глубина его творчества произрастают из неких сакральных, напоенных древней мифологией корней. Поэт твёрдо верит в существование высших и вечных истин, а потому старается быть надёжным Проводником между горним и дольним мирами.
Такое нравственное отношение к творчеству - это всегда подлинное сочувствие униженным и оскорблённым, несогласие с подлостью и несовершенством окружающего общества, а потому - никогда не покидающая твоё сердце боль. "Счастливый не пишет стихов, А если и пишет, то скверно" - замечает Анатолий Рузанов. Поэзия - свет, заключённый в слове. Люди уходят, а стихи - остаются. Если они удались, были написаны пережитой радостью и никогда не утихающей тревогой, то с живущими обязательно пребывают ощущение душевной теплоты и добра, надежда на счастье и безграничная вера в высшее предназначение ЧЕЛОВЕКА ! И этот чистый, волнующий, незабвенный духовный свет Анатолий Рузанов навсегда оставил нам в своих удивительных стихах.

" У черты последних лет,
За которою не будем,
Уходя, оставьте свет -
Свет добра живущим людям".

* * *
Стихи, как младенческий вздох:
В них жизнь чистотою безмерна.
Счастливый не пишет стихов-
А если и пишет, то скверно.

Как не были б годы плохи,
Поэты одним в мире дышут.
Слезами и кровью стихи,
Стихи настоящие пишут.

А я до рассвета замкнусь
Один в опустевшей квартире.
Я к этому в жизни стремлюсь
И этим живу в этом мире.

Меня будет слушать сверчок
И месяц меня будет слушать.
Поверьте: в бумаги клочок
Я выпишу всю свою душу.

Начхать на доход и почёт,
Но знаю, не зря мне сдаётся,
Что если их кто-то прочтёт,
То сердце его отзовётся.

И в вихре мелькающих дней
Стихом, очищающим души,
Он чуточку станет добрей
И будет хоть капельку лучше.

А я вам скажу не тая,
Не ради пустого реченья:
Такая планида моя,
Такое моё назначенье.

Я РОДИНУ ЛЮБЛЮ

За что я Родину люблю!
Какая в чувстве этом сила?
Пал за неё отец в бою,
По-вдовьи мать меня растила.
В жестокий год, в сорок втором,
В свинцовой бешеной метели
Её спасённые крылом,
Мы - дети- чудом уцелели.
Послевоенный первый класс…
Урок твой главный не забыли, -
Чем время крепче било нас,
Тем крепче
Родину любили.
Ни мрачного тирана тень,
Под коей жили мы, к несчастью,
Ни тюрем жуть, ни трудодень
Любви не вытравили
к счастью.
Люблю Отчизны ясный лик,
И свет небес её высокий.
О ней пишу на чистовик
Так трудно найденные строки.
Я для неё во всей красе
Нашёл в полях, на бездорожье,
Как колокольчики в росе,
Стихи, сердечные до дрожи.
Когда порой находит тьма,
Мешая в новый день вглядеться,
Я знаю: Родина одна,
Неотделимая от сердца.
Одна, и лучше не сказать,
Поскольку говорить не надо,
Необходимая, как мать,-
Любовь, надежда и отрада.

КАК СОН ДЕВИЧИЙ

Ветерок игривый вьётся
В косах ивы молодой,
Золотые сети солнце
Раскидало над водой,

Облака зарёй сочатся,
На траве роса лежит,
Режут каждому на счастье
Синь небесную стрижи.

Хорошо тропой обычной
Бресть с косою на покос,
Где светла, как сон девичий,
Роща белая берёз.

Цвет охристый косогора
Оттеняет зелень гор…
Под величием простора
В струнку встал сосновый бор.

ЧЕМ В ОСЕНЬ БОГАТ

Я на многих судьбою похожий,
Приглашаю, открыв палисад:
-Заходи, неизвестный прохожий!
Всё отведай, чем в осень богат.
В сердце нет грошового расчёта,
Не возьму ничего ни с кого,
В этом мире о людях забота
Всех нужней и достойней всего.
Доброта, словно звёзды во мраке,
И моя там мерцает звезда.
Во дворе не держу я собаки,
В доме нет скопидомства и зла.
Выбирай, что милей, человече!
Я хочу перед отчим крыльцом,
Чтоб из сада, расправивши плечи,
Ты ушёл с просветлённым лицом.
На лозе моей дикой и зыбкой
Мысль, как гроздь, созревает сладка,
Что наградой мне будет улыбка
И пожатая крепко рука.

Уходит лето. Щебет птичий
Всё реже к радости зовёт.
Уже в мажорности скрипичной
Кузнечик музыку куёт.
Уплыл, развеясь на пушинки,
Озёрный царственный уют.
И белоснежные кувшинки
О красном лете слёзы льют.
В лесу лишь мишура да прелость,
Как театральный реквизит.
Прощально ласточкина прелесть
В осеннем облаке сквозит.
Уже почти безмолвен хвойник.
А у тропы, что в листьях вся,
До самых косточек терновник
Холодной синью налился.
Песок белей лебяжьей шеи
В монистах лиственных монет.
Идёшь, от счастья хорошея,
Воспоминаньями согрет.
И веришь под пустынным лугом,
Когда шумит вороний грай,
Что там, за осенью, за вьюгой,
Ждёт, как любовь, цветущий май.

ПРЕКРАСЕН ЛИК РОДНОЙ ПРИРОДЫ

Иду усталым с косовицы
Вдоль незапаханной межи,
До горизонта колосится,
Переливаясь, море ржи.

Любуясь мерным колыханьем,
Колючий колосок сорвав,
Страды горячее дыханье
В цветочных тает лепестках.

Истома бабочкой цветочной
Слетела, лёгкая, как сон,
Благоуханный колокольчик
Качнув невидимым крылом.

Уже умолкли свиристели,
Уже померкли кое-где
Зари пунцовые пастели
На холодеющей воде.

Туманец лёг на очертанье
Речной излуки золотой…
Стою один в очарованье,
Заворожённый красотой.

Гляжу в таинственные воды
И осенён листвы венцом…
Прекрасен лик родной природы,
Как материнское лицо.

О ТЕБЕ

Под шелест нежный и мечтательный
Меланхолической ольхи
Я в наклоненьи притягательном
Слагаю о тебе стихи.

Короной звёздною увенчана
Твоя возвышенная жизнь.
И все причастья и наречия
Осанну петь тебе сошлись.
Ночами длинными, безлунными,
Под онемевшею листвой,
Душа готова всеми струнами
Откликнуться на голос твой.

Я темноту глухую слушаю,
Молюсь беззвёздной вышине,
Но ты молчишь. И нет отдушины
Истосковавшейся душе.

Лишь образ твой так ясно светится,
Что пробирает сердце дрожь…
Пускай не суждено нам встретиться -
Я счастлив тем, что ты живёшь.

Живу печалью облучённый
В жилье не лучше шалаша.
Любовь - чужою наречённой,
Махнув черёмухой, прошла.

Пускай расправленные крылья
Сломали годы и судьба,
Но ты, которую любил я,
В воспоминаньях навсегда.

Берёзок шёлковые косы
Полны молитвою одной,
Чтоб все цветы в алмазных росах
Венцы склоняли пред тобой.

Я помню: слушала дубрава
И лилии с затонных ряс,
Как говорила мне Любава,
Что говорят лишь только раз.

Шептала: "Я твоя тальянка!",
Разнежив златокарий взор.
А я, конечно, не Петрарка,
Но в честь тебя создам собор.

Ты, аромат цветочный вея,
Весною сладостно дыша,
Живой мадонной Рафаэля
Из Возрождения пришла.

Луна ласкала наши лица,
И целовал я, сам не свой,
В твоих эбеновых ресницах
Все золотинки до одной.

Шелка с плеча скользнули мягко
В зелёный бархат луговой,
И ангел божеский заплакал,
Твоей сражённый красотой.

Копна ли нас приголубила?
Травы ль медвяной благодать?
…Потом что было - рожь сокрыла,
Коль, по-некрасовски, сказать.

…Ушёл навеки год пьянящий,
Течёт уныло моя жизнь.
Оплачь, соловушка, над чащей
Тот миг, когда мы разошлись.

Не суждено в земном вертепе
Внимать желаннейшим шагам,
Но всех цветов великолепье
Бросаю я к твоим ногам!

Словно Золушка в сказке Перро,
Жизнь меняет волшебные образы.
О, поспей же за сказкой, перо,
Воплотиться в прозрениях розами.

На пораненной вишне камедь,
Но цветы она в мае развесила.
Для поэта о Родине петь,
Как для божеской птахи естественно.

Может быть незавидной судьба,
Но и всё ж, повиликою связана,
Навевает цветов ворожба
Рассказать, что никем не рассказано.

Сладок в сене пленительный сон,
Где в кустах соловьиное щёлканье,
Колокольчик лазоревый звон
Рассыпает над зеленью шёлковой.

Где ромашки зовут васильки
Стать на капельку благоуханнее,
Одуванчиков вздохи легки,
Словно ангелов белых дыхание.

И теплом наполняется грудь,
И, как в детстве, с нарядной обновою

Ухожу, чтоб ничто не спугнуть
В это утро, от счастья пунцовое.

На орешнике орешки -
Каждый нежно - золотой.
Пьёт синица в сыроежке
Голубой росы настой.

Из чащобы непролазной,
Пышно перья распушив,
Вылетает желтоглазый
Филин, ночь отсторожив.

Приозёрный запах тины,
Дым костра у шалаша,
Юркий выводок утиный
В переливах камыша.

В лодке, сонно погружённый
В ожерелье плавника,
Ждёт рыбак заворожённый
Мановенья поплавка.

Листьев звонкое монисто,
Свежесть стёжки росяной -
Изумительный, душистый,
Изумрудный мир лесной.

Легко в лазурную безбрежность,
Под парусами ветерков,
В воздушно-белой пене нежась,
Плывут фрегаты облаков.

Кукушка манит, окликая.
А у затона, где брожу,
Молниеносно возникая,
Щебечут ласточки к дождю.

Смолкает птиц многоголосье,
Чуть слышен знойный звон цикад.
Из леса важно вышли лоси
И долго царственно стоят.

Любуясь ими, недвижимый,
В груди дыханье затая,

Вокруг заката позолота,
И оттого я, видно, рад,
Что мне хорошее чего-то
Безмолвно звери говорят.

Облака серебристо-лиловые
Предвечернюю дрёму струят.
Две лягушки французистой мовою
Томно квакая, славят закат.

Тишина подступает на цыпочках,
С одуванчиков пух не летуч,
Где кузнечик волшебную скрипочку
До зари запирает на ключ.

В полночь майскую звёздочки чистые,
Словно мысли мои о былом.
Робко кисти сирени росистые
Ветерок задевает крылом.

Соловьиное пение слушая,
Ароматом цветочным дыша,
Без надрыва, без крика, без буйствия -
Наполняется мёдом душа.

Все пути в этом мире хорошие,
Если землю ты любишь, как мать,
И склоняясь к кринице, в пригоршне,
Можешь Родины лик целовать.

И не зря до рассвета погожего,
Светлый ангел не гасит звезду,
Божья дудка, на счастье прохожего
В подорожник роняет слезу.

Гляжу с речной высокой кручи,
Как рассыпая стрелы врозь,
Ультрамариновые тучи
Пронзили молнии насквозь.
Свежеет ветерок над садом,
Тускнеет от ненастья свет.
Склонённая над палисадом,
Черёмуха роняет цвет.
Чудесно в сумрачном предгрозье,
Восторгом радостным дрожа,
Прижавшись к трепетной берёзе,
Ждать долгожданного дождя.
Ударят яростные струи,
Сметая всюду пыль и грязь,
И ты, мальчишески ликуя,
Помчишься лужами, смеясь.
Пускай насквозь тебя промочит,
Но, как весна, поёт душа.
А гром торжественно грохочет,
И в небе радуга взошла.

От ландышевых чашечек
Чуть слышный льётся звон.
Где в красный сон боярышник
Волшебно погружён.

В терновнике мерещится,
Хоть взором не лови,
Пичуга, счастья вестница,
Кудесница любви.

То сядет где-то с краюшку
От солнца не видна,
То вновь рассыплет камушки
Бесценные она.

Приблизится с опаскою
Иль отдалится в дым,
Любовь всё кличет ласково
Всё голосом твоим.

Не зря надежда теплится
И верится в одно,
Что нам с тобою встретиться
На свете суждено.

С девичьим дыханием весны,
Под сугробом сил набравшись нежных,
В перелеске светлом, у сосны,
Первый распускается подснежник.

Праздничных небес голубизна,
Птичье переливчатое пенье;
Озаренье, свежесть, новизна,
Зелени пьянящей наважденье.
Половодье, сгинувшая прель,
Музыка победная капели -
Это всё чарующий апрель,
Это всё случается в апреле.

К О Т Ё Н О К

Котёнок жил. Скажу с любовью -
Какой бы вырос славный кот!
Комочком золотым на кровле
Он мыл с зарёю лапкой рот.

Был дом его чердак да рама,
Откуда в мир он выходил.
Гуляла где-то кошка-мама,
А он, по сути, жил один.

Голодный, в уголок забившись,
Он в череде кошачьих дней,
Мышей ловить не научившись,
Жил милосердием людей.

Так дни за днями пролетали,
Он рос и не его вина,
Что в том приюте обитали
Одни поклонники вина.

И день настал! Куда тут деться!?
Несчастий в мире не исчесть.
Пришёл он к людям, чтоб погреться
Да хлебца выпросить поесть.

Душа так сострадает нищим,
Но злобы к подлецам полна.
Котёнку люди дали пищу,
Накапавши в неё вина.

И регулярно, и налажено,
Чтобы друг друга посмешить,
Поприучили бедолажного
За своей дозой приходить.

И вот я думаю: "О, Господи!
Где человечий стыд и срам!?
Что божья тварь, бродя где попадя,
Опохмелиться просит грамм".

А что уж дальше тут рассказывать?
Болезнью взятый донельзя,
Он умер рыженький и ласковый,
Печально закатив глаза.

Лежал на мусорке покойничком,
А люди, подойдя гурьбой,
Смеялись гнусно над котёночком,
Смеясь, по сути, над собой.

Стихи мои, быть может средние,
Но познакомясь с жизни дном,
Я говорю о милосердии,
О нём и ни о чём другом.

Когда находит тьма злодейская,
То волю всю собрав в кулак,
Я слово равное библейскому
Ищу, чтоб расточился мрак.

Чтобы исчезли боль и горести
Я в мире чувством жив одним:
Воззвать к людским сердцам и совести,
И милосердию живым.

ОЗАБОЧЕН Я ПРИМЕТОЙ
Борису Чичибабину

На затоне утка крячет,
Хочет селезня дозваться,
Так давно я не был счастлив,
Разучился улыбаться.

Озабочен я приметой
Ранним утром и под вечер,
Что скворец весною этой
Не вселился в мой скворечник.

Тает в ландышевых донцах
Жемчуг ночи в одночасье.
Видно, узкое оконце
Мной прорезано для счастья.

И ничто звездой не светит
Мне в душевном непогодьи,
Когда садом перволетье,
Как черёмуха проходит.

Время напрочь рубит крылья,
Чтобы сердце ввысь не взмыло:
Та, что больше всех любил я,
Навсегда меня забыла.

Пусть же дождь слепой оплачет,
Что любви уж не дождаться…
На затоне утка крячет,
Хочет селезня дозваться.
5 августа 1989 г.

Ты говоришь, что стих, мол, "не идёт",
Что нету слов языческих и зычных…
А Демосфен, набравши гальки в рот,
Шёл к морю исправлять косноязычье.

И там, на скальный камень взгромоздясь,
И со стихией в состязанье диком,
Он, рёвом волн прибоя опьянясь,
Самозабвенно предавался крикам.

Уже казалось: шквал последний смыл
Его с собою и унёс мгновенно…
А он руками молнии ловил
И словно Бог, ломал их об колено.

А обессилев падал на песок,
И за победу, что не раз бывала,
Его стихия, как жена в висок,
Волной отбушевавшей целовала.

И поднимался он, своей победой горд,
Готовый биться со стихией снова,
И озарённый солнцем, шёл в народ,
Чтобы сказать им выстраданное слово.

Уже погашена лампада,
Что освещала твой портрет.
Отныне пить не стану яда,
Что пил, любя так много лет.

Молитве внемлю голубиной,
Что так божественно проста,
А юность - красною рябиной -
Уже расклёвана, пуста.

Ах, не утопишь горе в водке!
И не зальёшь печаль винцом.
Все дни, как бы с одной колодки,
И все - жестяные лицом.

И провожая взором стаю
В сентябрьской стыни голубой,
Я одного теперь желаю
Во имя юности былой.

Чтоб, где-нибудь в Осколе Старом,
Устав от суетного дня,
Распроводив гостей весёлых,
Ты юным вспомнила меня.

И шалью скрадывая грузность,
Под заоконный лай незлой,
Тебе по-девичьи всплакнулось
Всеочищающей слезой.

Снежком проулок выстлан.
Так чудно во дворе.
И мысли мои чисты,
Как звёзды в январе.

Стою такой счастливый,
Как будто не грустил.
Душа, прозревшей ивой,
Полна весенних сил.

Волнующие вести
В согретый солнцем дом
Доносит благовестье
Церквушки за холмом.

Не зря под небосклоном,
Где жил я кое-как,
Святым гонимый звоном,
Прочь отступает мрак.

Светлее в мире стало
И в сердце неспроста
Греховное отпало,
Как нечисть от креста.

Вражде и злу преграда,
А доброте - родня.
Любовь к живущим рядом,
Вселяется в меня.